Человек неразумный

Заломов с удовлетворением откинулся на спинку стула с мыслью, что теперь можно ложиться спать. Но почему-то его снова потянуло к бумаге, и он написал на чистом листке своего дневника: «Мир практически безграничен и по большей части хаотичен. Он не связан, не един и не целен. А вот мозг наш смехотворно мал, и все его части соединены вполне реальными межнейронными связями. И этот весящий около килограмма орган заставляет нас искать и находить в хаосе окружающего мира – равнодушного и необъятного – красоту, гармонию, порядок, цельность и совершенство. Более того, этот орган заставляет нас упорно и страстно переделывать мир – наводить в нём наш порядок и то, что мы называем красотой». И вот теперь Заломов был доволен собою.

СМЫСЛ ЖИЗНИ ВЛАДИСЛАВА ЗАЛОМОВА

Вечером 24-го июля Заломов заскочил в читальный зал библиотеки и нашёл там Анну, погружённую в чтение статьи о рекордной величине генома у саламандр. За соседним столиком чистенькая старушка в чистеньком белом халате листала Большую медицинскую энциклопедию. Заломов снял с полки только что поступивший выпуск журнала Nature и подошёл к столику Анны. Та подняла лицо, и он увидел её глаза совсем близко. Они были редкого тёмно-серого цвета с жёлтыми звёздочками вокруг зрачков. «Глаза судьбы», – пронеслась в голове Заломова, явно, не его мысль.

– Ой, Влад, как славно, что вы здесь появились, я как раз хотела к вам зайти и кое-что вам предложить, – прошептала Анна и, скосясь на старушку, добавила: – Выйдемте в холл.

В холле никого не было, тишину нарушала лишь залетевшая с улицы синица. Птичка, весело попискивая, скакала по великолепной монстере, что-то выклёвывая из пазух её гигантских разрезных листьев.

– Ну, рассказывайте, – тихо сказал Заломов.

Анна пыталась улыбаться, но вся была напряжена, будто на экзамене.

– Влад, пока стоит такая потрясающая погода, я решила походить пешком. Вы не против прогуляться до моего дома?

– С превеликим удовольствием, – ответил Заломов, краснея от неожиданного везения.

Они вышли из Института, и их окружило тепло. Оно казалось упругим бесформенным телом, заполнившим всё окружающее пространство. Это тело ласкало, грело и даже жгло. Анна сняла жакет и осталась в лёгком платье, точнее, в сарафане. Верхний край её наряда проходил чуть выше сосков ничем не стеснённой и потому особенно соблазнительной груди. От вида полных оголённых плеч и прочих женских прелестей у Заломова пересохло во рту, он молчал и краснел. Они шли, болтая о пустяках, и вдруг Анна спросила:

– Влад, пожалуйста, расскажите… мне ужасно интересно знать, как вы стали молекулярным биологом?

Неожиданный вопрос заставил Заломова отвлечься от лёгких мыслей. Взгляд его скользнул по заросшей сорняками обочине и невольно задержался на ярко-фиолетовом цветке чертополоха, в котором копошилась бронзовка – красивый жук с переливчатой изумрудной спинкой. Заломов улыбнулся.

– О, это длинная история. В детстве меня более всего волновали крупные и яркие насекомые, особенно стрекозы. Их я не только ловил, но иной раз даже разрезал, пытаясь узнать, каковы они внутри. Затем к насекомым добавились рыбы и лягушки, и здесь дело нередко доходило до вскрытий. Слава богу, до птиц и млекопитов я добраться не успел, потому что увлёкся химией. Ну а в старших классах, как и положено, стал испытывать душевный трепет от мыслей о невообразимых размерах Вселенной, о её строении, о времени и пространстве. Но, пожалуй, более всего изумлял меня наш разум, и мне страшно хотелось проникнуть в тайну его появления на Земле.

– Но всё-таки, как же вы стали молекулярным биологом? – перебила Анна.

– Вы, наверное, заметили, что я немного староват для выпускника университета.

– Естественно, заметила. И, признаюсь, меня интересует, на что вы потратили лишних два-три года.

– Я потратил их на учёбу в медвузе. Дело в том, что в свои неполные семнадцать я не успел определиться с призванием, вот и нашёлся авторитетный родственник, который решил, что ближе всего к моим интересам стоит медицина. Честно сказать, я печёнкой своей чувствовал, что мне нужна какая-то другая наука, более абстрактная, более фундаментальная, и всё-таки проявил малодушие, позволив уговорить себя подать документы в медицинский. Да и мать моя уж больно хотела, чтобы я получил «приличную» специальность.