Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени

В том случае, если муж, которому женщина полностью подчинялась, интересовался беременностью супруги, разделял ее переживания, она также с воодушевлением оценивала свое новое состояние. Семейство Половцовых является этому доказательством. А. В. Половцов с особым трепетом относился к беременности своей жены. Он интересовался мельчайшими подробностями ее состояния. Половцов просил жену в случае своего отъезда в письмах описывать ему все, что с ней происходило. Эти сведения являются уникальными, так как женщины крайне редко рассказывали мужу о типично женских ощущениях: шевелении плода, увеличении груди, регулах и т. д. В интимных посланиях супруги называли плод «пиввовекунчиком» от слова «пивво» (этимология термина не ясна), которое они употребляли для обозначения сексуальных отношений. «Сейчас разденусь и лягу в постель. Внизу живота чувство как будто все опустилось… Наш родной пиввовекунчик расходился страшно, но я теперь уже не боюсь его»[1368], – писала Е. Н. Половцова мужу. Она сообщала ему обо всем том, что тревожило ее. Подобное взаимопонимание и взаимная поддержка супругов – редкость для супружеских отношений конца XIX века, но все же они демонстрировали традиционно зависимое положение женщины. В данном случае скорее наблюдалась трансформация типичного гендерного поведения мужчины, но не женщины, которая оставалась по-прежнему зависимой в эмоциональных переживаниях и своем поведении от мужчины. А. В. Половцов, увлеченный новыми установками врачей и педагогов относительно «сознательного материнства», требовал от жены идеального поведения. Она повиновалась.

Процесс «умирания» и деперсонализации выражался в традиционных представлениях на образ жизни дам в положении, включавших многочисленные табу: ограничение деятельности и передвижений, сексуальное воздержание, отказ от обычной одежды, избегание художественной фиксации образа и фотоизображений. Любая деятельность рассматривалась как вредящая здоровью матери и младенцу. В научно-популярных книгах о деторождении, написанных в абсолютном большинстве мужчинами-врачами, присутствовала идея превратить беременность в своего рода контролируемый аскетизм – лишить женщину всех увеселений, в том числе таких безобидных, как катание на качелях и танцы (даже медленные)[1369]. В итоге многие интеллигентные женщины, узнав, что находятся в «интересном положении», больше оставались дома, реже выезжали в гости и вообще меньше показывались на людях. Как и распространение легенд об аисте, который принес ребенка, смысл удаления от общества выражал желание скрыть схожесть процессов воспроизводства у людей и животных, затушевать близость женщин (якобы большую, нежели у мужчин) к миру последних. В. П. Багриновская, забеременев первый раз, удивлялась тому, что все советы врачей, знакомых состояли в запрете что-либо делать: «Не утомляйся, береги себя, не нагибайся, не поднимай руки кверху и т. д.»[1370]. Врач М. Манасеина в научно-популярной работе 1870 года, посвященной матерям, подробно описывала виды деятельности, которых должны были избегать беременные: посещать концерты, театры и церкви; «не ходить слишком скоро»; «избегать езды в экипажах»; не танцевать, не прыгать, не бегать; не сидеть согнувшись, не наклоняться слишком низко; не поднимать тяжести, не поднимать высоко руки; избегать громкого чихания, «сильного хохота, рыданий»; не употреблять косметических средств; не читать сладострастных романов, возбуждающих тело и психику[1371].