Энтони равнодушно кивнул:
— Ладно, валяй дальше про свои подвиги.
— Ну, парень был, конечно, благодарен. Ходил за мной как собачонка. А месяцев через шесть умер от лихорадки. Я был при нем, когда он умирал. Чуть ли не в последнюю ночь он подозвал меня и в бреду пробормотал что-то насчет золотой жилы. Потом сунул мне какой-то клеенчатый сверток, который он, оказывается, все время хранил у себя на груди. Я вначале забыл о нем, а через неделю развернул, и тут вдруг меня разобрало любопытство. Конечно, я с самого начала понимал, что Голландец Педро ничего не смыслит в золотых жилах, но, знаешь ли, как говорится, дуракам-то и везет…
— А у тебя небось от одной только мысли о золоте, как всегда, сердечко заколотилось, — вставил Энтони.
— Но такой мерзости я никогда не держал в руках! Ничего себе золотая жила! Может, конечно, для этой собаки поганой и золотая жила, но… Знаешь, что было в свертке? Письма женщины, да, письма женщины, и притом англичанки. Этот гад, похоже, шантажировал ее, и, понимаешь, имел наглость оставить мне эти письма.
— Понимаю твой праведный гнев, Джеймс. Но позволь заметить, мошенник есть мошенник. Уверяю тебя, побуждения у него были самые добрые. Ты спас ему жизнь, и он решил облагодетельствовать тебя — подарить неиссякаемый источник денежных поступлений. А эти твои высокие британские идеалы ему просто неведомы.
— Ладно, но что же мне-то было делать с этими письмами? Сначала я хотел их сжечь, но потом подумал, ведь бедная леди, не зная, что письма уничтожены, будет жить в постоянном страхе, что этот мерзавец может явиться в любую минуту и потребовать денег.
— А ты, оказывается, тоньше, чем я думал, — заметил Энтони, закуривая сигарету. — Да, действительно проблема. А почему бы просто не послать эти письма по почте?
— Как и полагается женщине, она не ставила на письмах ни даты, ни адреса. Только на одном что-то вроде намека на адрес — слово «Чимниз».
Энтони замер с зажженной спичкой в руке. Огонек подобрался к пальцам, и он, вздрогнув, выронил спичку.
— Чимниз? — переспросил он. — Странно.
— А ты знаешь, где это?
— Это одно из знаменитых поместий Англии, дорогой Джеймс. В Чимниз на уик-энд приезжают короли и королевы, там постоянно толкутся дипломаты всех рангов.
— Вот потому я и рад, что в Лондон вместо меня поедешь ты, — сказал Джимми и простодушно добавил: — Ты ведь во всем этом здорово разбираешься. Пугало вроде меня, из дремучих канадских лесов, таких дров наломает! А вот ты, который кончил Итон и Харроу[102]
…— Только Итон, — скромно заметил Энтони.
— Ты сделаешь все как надо. Почему не послать по почте, говоришь ты? Понимаешь, судя по всему, у нее ревнивый муж. Вдруг он случайно откроет конверт? И что тогда будет с бедняжкой? А может, она уже умерла — письма, похоже, написаны несколько лет назад. В общем, как ни крути, а лучше всего, чтобы верный человек вручил ей их лично.
Энтони погасил окурок, подошел к другу и ласково потрепал его по плечу.
— Ты настоящий странствующий рыцарь, Джеймс.
‘Итон, Харроу — престижные школы, одни из старейших в Англии, в которых учатся в основном дети из аристократических семейств.
Дремучие леса Канады могут гордиться тобой. Ты все это сделал бы лучше меня в сто раз.
— Так ты возьмешь письма?
— Конечно.
Макграт встал, подошел к шкафу, вынул связку писем и бросил на стол.
— Вот. Ты бы просмотрел их.
— Зачем? Мне бы не хотелось.
— Понимаешь, судя по тому, что ты рассказал об этом поместье, леди, наверное, просто гостила там. Поэтому лучше просмотреть письма, вдруг есть какая зацепка и мы узнаем ее адрес.
— Да, ты прав.
Они внимательно просмотрели письма, но ничего интересного не нашли. Энтони, нахмурившись, собрал их в стопку.
— Бедная, бедная, — тихо проговорил он. — Похоже, она страшно боялась.
Джимми согласно кивнул.
— Как думаешь, удастся тебе найти ее? — с надеждой спросил он.
— Буду искать, пока не найду. Ты, я вижу, очень сочувствуешь этой незнакомке.
Джимми мечтательно подчеркнул пальцем подпись в конце письма.
— Имя уж очень красивое, — виноватым тоном сказал он, — Вирджиния Ревел.
Глава 3
Беспокойство в верхах
— Вот так, друг мой, все так, — согласился лорд Кейтерэм. Он уже третий раз повторял эту фразу в надежде окончить разговор и вырваться на свободу. Уж очень было противно стоять на ступеньках фешенебельного лондонского клуба и слушать велеречивые разглагольствования члена палаты лордов[103]
достопочтенного Джорджа Ломакса.Клемент Эдвард Эллистер Брент, девятый маркиз Кейтерэм, невысокий, скромно одетый джентльмен, совершенно не соответствовал общепринятому представлению о маркизах. У него были усталые голубые глаза, тонкий унылый нос и изысканные, не рассчитанные на внешний эффект манеры.