Человэльф

– К Сатанатосу адмирала Сибатора! – зарычал эльбст, потеряв терпение. Он отбросил кальян в сторону, поднялся с кресла и, подойдя к кушетке, вырвал у эльфийки из рук блузку и юбку, затем резким движением сорвал с нее трусики, после чего подхватил ее на руки. – Туда же Совет тринадцати! Весь мир пусть катится к Сатанатосу!

Алва, приникнув к поросшей густой шертью груди эльбста большими мягкими грудями, жарко задышала ему в ухо, а затем начала облизывать ушную раковину своим быстрым горячим языком. Эльбст взревел и бросил ее на ковер, а сам тяжко навалился сверху. Эльфийка застонала от боли, извиваясь под ним всем телом. Затем она начала кричать. Но чем громче она кричала, тем яростнее эльбст сильными резкими толчками вдавливал ее в пол и вонзал в ее плоть свои когти. Иногда он издавал короткий яростный вой, заглушающий стоны и крики терзаемой им жертвы.

Маленький кобольд, приотворив дверь, наблюдал за ними в дверную щель из соседней комнаты. Временами он жадно облизывал языком свои большие отвислые черные губы и делал неприличные жесты. Подобная картина была ему привычна. Иногда, когда эльбст, завершив половой акт, уходил, а его любовница оставалась лежать, потеряв от невыносимой боли сознание, кобольд прокрадывался в комнату и тоже набрасывался на неподвижное тело жертвы, которая не могла оказать ему сопротивления. Он был слишком безобразен, даже для проституток, и только так мог получить сексуальное наслаждение. Он никогда не упускал этой возможности.

Глава 3

Эльбст Роналд проницательным взглядом всматривался в лица членов Совета ХIII, которые расположились за большим круглым столом из черного гранита. Рассеянный искусственный свет, отражаясь от гранита, бросал темные блики на лица. Окон в конференц-зале, расположенном на десятом этаже ниже уровня земли, не было.

Двухэтажный на вид старинный особняк уходил под землю еще на двадцать пять этажей, но об этом знали немногие. И только избранным было ведомо, что пять последних этажей здания были отданы под темницу, в которой содержались узники, вызвавшие неудовольствие главы Совета ХIII. В отличие от обычных тюрем, те, кто попадал сюда, не имели ни одного шанса выйти на свободу. В лучшем случае, даровав им жизнь, их отправляли на каторжные работы в подземные шахты, которые были собственностью Совета ХIII. Там добывали медь, никель, серебро, золото, платину или руду, из которой потом извлекали эти ценные металлы.

Но предпочтение отдавалось золоту. Этот мягкий, пластичный металл обладал почти безграничной ковкостью, его можно было превратить и в тончайшую, почти прозрачную пленку, и в проволоку не толще человеческого волоса, и в стандартные бруски, которые так нравились людям своей формой. Золото использовалось не только как средство обмена, но и в промышленном производстве – оно хорошо проводило тепло и электричество, плавилось при температуре чуть выше тысячи градусов. Это был универсальный металл, и поэтому он так дорого ценился. Но добывать его было непросто. В основном золото содержалось в виде примеси в рудах, из которых его приходилось извлекать, растворяя в цианистом натрии и цианистом калине. Это являлось основой процесса цианирования – главного способа извлечения драгоценного металла из руды. Известный людям только последние сто лет, духами он применялся на протяжении многих тысячелетий.

Из-за реальной опасности для жизни и здоровья, которую представлял процесс цианирования, задействовали в этих работах тоже только узников. Часто при этом они получали ожоги, которые черная кожа выдерживала лучше, чем нежная белая. Поэтому духи предпочитали использовать представителей негроидной расы. Но не брезговали и европеоидной, и даже монголоидной. Однако желтокожие, в силу непонятных причин, умирали на подземных работах гораздо чаще, чем люди с белой и черной кожей, поэтому их было выгоднее использовать на сахарных и тростниковых плантациях, тоже принадлежащих Совету ХIII.

В любом случае, каторжники жили не долго. Это был настоящий конвейер смерти. Совету ХIII требовались все новые и новые работники. Поэтому ежегодно бесследно пропадали тысячи людей, о дальнейшей печальной судьбе которых эльбст Роналд мог бы многое порассказать их безутешным родным и близким. Но он умел держать язык за зубами. Обычно он даже не запоминал имен будущих узников и каторжников, просто бегло просматривал списки, которые ему подавали. Но иногда, в особых случаях, делал исключение, и судьба очередного кандидата становилась предметом его пристального внимания. Порой, затрудняясь или не желая брать всю ответственность на себя, он даже собирал Совет ХIII, чтобы нужное решение было принято коллегиально.