Человэльф

– А сейчас у меня такое чувство, будто я после долгого путешествия возвратился домой, – сказал он. И взглянул в ее глаза с немым вопросом: поняла ли она его?

– И у меня тоже, – прошептала Катриона. Она приложила ладонь Бориса к своей груди. – Послушай, как бьется мое сердце. Каждый его стук – это слова «я люблю тебя». Слышишь, как часто оно произносит их?

Борис нежно погладил ее грудь. Катриона сама сняла блузку, чтобы ничто не мешало Борису ласкать ее. Они не заметили, как оказались обнаженными. Она приникла к нему всем телом. Он приподнял ее и нежно овладел ею. Она чуть слышно застонала от наслаждения. Он не торопился, чтобы продлить мгновение, когда их настигнет сокрушающая все остальные чувства волна экстаза. И прошла целая вечность, прежде чем она захлестнула их, обоих одновременно. И в мелодию, которую рождала пещера, добавились новые звуки, превратив ее в чудесную симфонию вселенской любви…

Глава 7

Все сорок дней, прошедшие со дня заседания Совета ХIII, Грайогэйр старался не попадаться премьер-министру Лахлану на глаза. Но и эльбст Роналд не допускал его до себя. Грайогэйр метался, как затравленная крыса, между островом Эйлин Мор, Парижем и Берлином. В Берлине он обивал порог резиденции эльбста. На острове держал в постоянном страхе чету престарелых домовых, то пугая их жестокой расправой в том случае, если маяк, который снова начал работать в автоматическом режиме, вдруг погаснет, то расспрашивая о том, куда могли бежать смотрители маяка и Катриона. В Париже почти все свое время он проводил в подземной темнице, расположенной под зданием посольства Эльфландии. Здесь было более десятка камер, но Грайогэйр посещал только одну и подолгу в ней задерживался. Он строго запретил входить в эту камеру кому-либо из надзирателей, а ключ от нее всегда носил с собой, не забыв наложить на дверь заклятие.

Однако, как будто все сговорились, нигде и ни от кого он не получал утешительных вестей. В резиденции главы Совета ХIII ему сначала вежливо, а потом уже и довольно грубо отвечали, что повелитель Роналд чрезвычайно занят, и если он, Грайогэйр, ему понадобится, его вызовут. Перепуганные старички домовые забивались в угол при его появлении, но упорно твердили, что ничего не знают. А из таинственной камеры подземной темницы он выходил мрачнее тучи, видимо, так и не получив желаемого ответа. А время шло. И хуже всего была неопределенность, в которой Грайогэйр сейчас жил. Он не понимал, что происходит, а, главное, что ждать в будущем.

Только однажды некий отдаленный свет истины забрезжил перед ним. Это случилось, когда в одну из своих очередных поездок в Берлин он неожиданно увидел возле резиденции главы Совета ХIII рыжеволосую Алву, жену премьер-министра Лахлана. Она, соблазнительно виляя своими роскошными бедрами, входила в проем ограды, которая предупредительно перед ней распахнулась. И это в то самое время, когда он, Грайогэйр уже давно был вынужден простаивать около серебряного дракона часами, в ожидании, пока ему неохотно ответит чей-то тоненький насмешливый голос, и всегда отказом. Грайогэйр сообразил, что Алва и была тем секретным оружием, на которое рассчитывал Лахлан, надеясь занять вакантное место в Совете ХIII.

Заручившись поддержкой эльбста через свою жену, Лахлан претендовал на это, даже в обход правила, что каждый народ мог иметь в Совете ХIII только одного представителя. Но следовало признать, что правило это было неписанным. В древние времена случалось и такое, что Совет ХIII состоял более чем наполовину из тех же гномов или водяных, в зависимости от того, кто побеждал в беспрерывных войнах, которые вели между собой духи, тогда разобщенные и бессмысленно воинственные. А, следовательно, он, Грайогэйр, совершил непростительную ошибку, когда пошел против Лахлана, вместо того, чтобы принять его предложение. И цена этой ошибки была его, Грайогэйра, карьера, а то и жизнь. Если Лахлан станет членом Совета ХIII, он рано или поздно найдет возможность отомстить своему бывшему подчиненному, который, будучи начальником охраны посольства Эльфландии, отступился от него, а по сути, предал, в трудную минуту.

Но даже не страх сильнее всего терзал, подобно гиене, Грайогэйра в эти дни, а обманутая надежда. Страх был ему привычен, с детства, которое он провел на серебряных рудниках в Мексике. Но надежда зародилась в нем впервые за всю его жизнь. И она была так сладостна, что Грайогэйр даже забыл о своем страхе, благодаря которому только и сумел вырваться из мрака рудника и достичь невиданных прежде для любого из членов их семьи высот, если, конечно, не считать его настоящего отца.