Домовые, несомненно, заметили его нервозность, однако ни о чем не спрашивали, даже Скотти, обычно такая внимательная и заботливая. Весь этот день она сидела в углу комнаты за веретеном и пряла. Точеная деревянная палочка с заостренным верхом и утолщенным низом стремительно вертелась в ее руках, превращая навитую на нее пряжу в длинную и тонкую нить. Скотти была необыкновенно молчалива, и не обмолвилась ни словом даже с Аластером, который привычно стоял за мольбертом у окна в двух шагах от нее. Крег, сходив куда-то с утра, еще до завтрака, затем поднялся в свою каморку, расположенную на самом верху башни, и уже не выходил из нее.
На первый взгляд, все, что происходило, казалось привычным, обыденным. Но если приглядеться, то можно было заметить, что Аластер слишком часто и подолгу смотрел в окно, забывая наносить мазки на холст, а клубок, в который Скотти сматывала нить, почему-то почти не увеличивался в размерах. Все только изображали деятельность, но в действительности жизнь на маяке как будто замерла в ожидании чего-то неизвестного и оттого еще более пугающего. И то, что никто ни о чем не спрашивал Бориса, только подчеркивало это. Создавалось впечатление, что все обо всем знают, но пытаются скрыть это друг от друга. Как будто тайна, которую Борис хранил ценой неимоверных душевных мук, была раскрыта задолго до того, как на горизонте, уже ближе к вечеру, показались две черные точки. Вскоре можно было рассмотреть, что это два судна, одно намного меньше другого. И то, что больше, преследовало маленькое. Но расстояние между ними было слишком велико, чтобы они могли сблизиться, не достигнув острова.
Какое-то время Борис еще надеялся, что суда пройдут стороной. Но они приближались, лишив его последней надежды. Однако не настолько быстро, чтобы Борис не успел подняться в комнату Крега. Он рассчитывал убедить техника стать соучастником, если называть вещи своими именами, преступления. Провидение так и не пришло к нему на помощь, и Борису волей-неволей пришлось взять на себя его роль.
Борис постучал, услышал в ответ недовольное бурчание и расценил это как приглашение войти. Каморка Крега была крошечной, в ней едва помещались узкая кровать, деревянный столик, пара колченогих табуреток, шкафчик для одежды и сам хозяин. Когда Борис вошел, он увидел домового, который сидел на табуретке и пересыпал в маленькие кожаные мешочки какие-то разноцветные камешки, лежавшие перед ним горками на столе. Крег брал их по одному, и, прежде чем положить в мешочек, долго вертел каждый в пальцах, рассматривая и словно пытаясь определить его вес. В мешочек клал, отсчитав, равное количество камешков, а затем туго затягивал горловину шнурком и ставил на стол. Почти треть стола уже была заставлена туго набитыми мешочками, но камней было еще много. Один из них невольно бросился в глаза Борису. Камень был крупный, размером со страусиное яйцо, и он, несмотря на то, что был прозрачный, как будто светился изнутри. Борису смутно припомнилось, что где-то, и не так давно, он уже видел похожий, но когда и при каких обстоятельствах – он не смог вспомнить. Да ему было и не до этого сейчас. Домовой смотрел на Бориса встревоженными глазами, а его пальцы нервозно подрагивали, словно выражали свое недовольство тем, что их оторвали от дела. Он не пригласил Бориса присесть, и тот стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу.
– Коллекционируешь? – спросил Борис. – Я тоже в свое время собирал марки. Увлекательное занятие.
Но Крег неожиданно обиделся.
– Издеваешься? – спросил он, злобно сверкнув глазами. – Думаешь, тебе все дозволено, если ты главный смотритель? И почему ты врываешься в мою комнату без разрешения?
– Я же постучал, – возмутился Борис. – Не хочешь, чтобы входили, закрывай дверь на замок.
– Нет замка, – буркнул Крег. – И не нужен был, пока ты здесь не появился.
Они помолчали. Крег выжидал, а Борис не знал, с чего начать разговор. Камешки, разбросанные по столу, отвлекали его. Он взял в руки один, вишневого цвета, повертел, рассматривая.
– Красивый, – сказал он. – На острове нашел?
Крег невольно усмехнулся.
– Если бы Эйлин Мор был усыпан алмазами…
Борис пригляделся. Камень, который он держал в руках, считая его обыкновенной галькой, мог действительно быть драгоценным. И, судя по его размеру, очень дорогим. Но он был не самым крупным из тех, что небрежной россыпью устилали стол. Если бы все эти камни обратить в деньги, Крег стал бы очень богат. При условии, что они были его. А это вряд ли. Иначе трудно было объяснить, зачем он работает простым смотрителем маяка на необитаемом островке где-то на краю света. Борис недоумевал.
– И сколько такой камешек стоит? – спросил он нарочито небрежным тоном.
Глаза Крега блеснули. Но не от алчности, а от удовольствия рассказать кому-то о своих сокровищах.