Человэльф

Грир знал эти воды намного лучше адмирала Сибатора и любого члена его команды. Здесь было много скалистых островков, рифов и отмелей, среди которых без лоцмана мог пройти только местный житель, фрегат обязательно сел бы на мель или пропорол себе днище. Маяк на острове Эйлин Мор установили не зря. Ночь была единственным шансом на спасение для эльфа. Но Грир знал, что задолго до наступления темноты фрегат настигнет его и уничтожит. Эльф уже не думал о золоте, ради которого все затевалось. Его жизнь была ценнее всех сокровищ мира.

Расстояние между охотником и жертвой стремительно сокращалось. Фрегат уже даже не стрелял из орудий, настолько адмирал был уверен в том, что пакетбот не уйдет от него.

Вспыхнул свет маяка. Грир бросил на него недобрый взгляд. Маяк предавал его. Не будь его, Грир мог бы запутать преследователей и, часто меняя курс, вывести их на рифы.

Однако с маяком было что-то не так. Грир сначала не мог понять, что именно. Потом сообразил – маяк указывал неверное направление. Если следовать ему, то пакетбот, а за ним и фрегат налетят на подводную скалу с острым, как бритва, извилистым гребнем, самую опасную на этом участке моря. Скала не доходила метров трех до поверхности воды и была безопасна для лодок и судов с небольшой осадкой, но вспорола бы днище любого, даже бронированного, корабля от носа до кормы.

– Новый смотритель сошел с ума, – хмыкнул Грир. – Я всегда знал, что нельзя доверять людям. Хорошо, что я в этих водах…

Эльф оборвал себя на полуслове. В его голове внезапно и властно зазвучал голос. Безумию свойственны гениальные озарения. Это было одно из них. Оно могло погубить эльфа, а могло спасти.

А внутренний голос настойчиво твердил Гриру, что осадка пакетбота, согласно техническим характеристикам, всего два метра девяносто сантиметров. И, если повезет, он пройдет над скалой. Но фрегату, намного глубже сидящему в воде, это не удастся. Он последует за пакетботом, не успев изменить курс, и погибнет.

Так ли это на самом деле можно было узнать, только попытавшись осуществить задуманное. И это было самым слабым местом плана. Грир, несмотря на свое безумие, осознавал это.

– Да заткнись ты! – злобно крикнул он голосу, продолжавшему что-то бубнить в его голове. – У меня от тебя уже мозги набекрень. Дай подумать!

Идея была безумной, но не более, чем вся его предыдущая жизнь. Грир привык рисковать, и было бы странно, если бы он не рискнул сейчас, когда ставка была так высока. На самом деле он не думал, он уже все решил. Но он не хотел, чтобы голос в его голове посчитал это решение своей заслугой. Грир до конца оставался верен себе. Только он сам мог распорядиться своей судьбой, и ничья подсказка была ему не нужна. Безумие всегда логично и последовательно.

И, повинуясь воле Грира, голос в его голове смолк. Грир рассмеялся и направил свой пакетбот на подводную скалу, следуя направлению, которое ему указывал маяк.

В трюме фрегата, куда бросили связанных Лероя и Джозефа, было темно и сыро. Однако промозглый холод и грубые веревки, глубоко врезавшиеся в их плоть, беспокоили ророгов меньше, чем чувство беспомощности, к которому они не привыкли. Обещание млита повесить их на рее лишало братьев надежд на будущее, зато предвещало скорую встречу с Сэмюэлем, которого оба они любили настолько, насколько это было возможно для рарогов. Рароги – племя вечных кочевников, зачастую не знающих, где и когда они родились и кто их отец и мать. Не знали этого и братья, зато, сколько они себя помнили, они всегда были втроем и заботились друг о друге. Сэмюэль был старший из них, и они привыкли чувствовать себя под его защитой. Без него они действительно осиротели.

– Лерой, – прошептал Джозеф, – а, Лерой?

– Что, Джозеф? – отозвался тот, едва сдерживая стон. Кровь продолжала сочиться из раны в груди от стилета, и он чувствовал, как постепенно холодеют его ноги, предвещая скорую смерть.

– Тебе страшно?

– Только за тебя. Как ты останешься один, без нас?

Джозеф был младшим из трех братьев.

– Это ненадолго, – успокоил он брата. – Послушай, Лерой…

– Что, Джозеф?

– А мы точно встретимся… Там?

– А как же иначе? – без особой убежденности в голосе сказал Лерой. – Это люди обречены на вечную тьму и забвение. Они умирают – и их плоть превращается в прах, который разносит ветер. Поэтому их даже убивать не зазорно. Мы, духи, будем существовать, пока жива наша мать-природа. Вот кем бы ты хотел быть, когда… Ну, ты понимаешь меня.

– Морским ветром, – ответил, подумав, Джозеф. – Я бы носился над морем, ломал мачты кораблей, топил рыбацкие лодки, поднимал волны до самого неба… Вот это жизнь! Не то, что сейчас. А ты?

– Я? – задумался, в свою очередь, Лерой. Это был трудный вопрос, но ответ на него он должен был дать как можно скорее, он это чувствовал. Его ноги похолодели уже до колен. – Я бы, наверное, тоже ветром. А то куда мне без тебя, братишка?!

– А Сэмюэль?

– И он с нами, конечно. Или, ты думаешь, Сэмюэль бросит нас? Да никогда!