Через пропасть в два прыжка

— Конфет у меня нет, а сахарку найдем… — он подмигнул санитарке. — И разговору это дело способствует… Как зовут-то тебя, дочка? Ирина! Отлично. А почему раньше я тебя в больнице не видел? — он прищурил глаза, припоминая. — Там тогда были этакие фигуристые дамы, — он раскинул руки в стороны, пытаясь очертить габариты медсестер, — а ты такая… — он постарался подобрать максимально необидное словцо, — миниатюрная… а?

— Так я ночная сестра, а они штатные… Как назло случилось все это с ним в мое дежурство. Тихо он умер так, незаметно, — она грустно улыбнулась своим мыслям. — Наверно, и жил так же.

— Да, ты права… Чай готов. Вот сахар… — он подвинул к ней кружку и завернутый в бумажную салфетку сверточек. — Пей, пей, не стесняйся. Разговор у нас с тобой долгий.

Она снова испуганно стрельнула в него взглядом пушистых глаз. Вашко налил воды в граненый стакан.

— Не стесняйся, дочка, я тоже буду пить — за чаем и разговор веселее пойдет. Верно? — Она кивнула и осторожно, двумя пальчиками, взялась за обжигающий фарфор.

— Как у вас делятся смены?

— Их три. С восьми до пятнадцати — первая. Вторая до двадцати двух, а потом ночная.

— А почему время неравно поделено?

— В ночную идут студентки… полторы ставки ради денег. На стипендию не протянешь.

— На каком курсе учишься?

— На третьем… — она осторожно, одними губами потянула чай; кружка обжигала губы.

— Вкусно? То-то и оно… Хороший чай трудно испортить, — неопределенно заметил Вашко. — Надо очень сильно постараться. Сколько студенток ходит в ночную?

— Должно быть четыре — ночь отдежурить, потом отдыхать. Но нас было двое. Я и Маша.

— Значит, дежурили вдвоем.

— Не совсем так… — девушка осторожно поправила кофточку на груди и снова испуганно посмотрела на Вашко. — Последние две недели я дежурила одна.

— Отчего так? Говори, дочка, не стесняйся — это между нами.

— Напарница уехала к родным в Чернигов. Мама у нее заболела. А я поддежуриваю за нее. Если сделать иначе, то может пропасть место, возьмут другую студентку, а так сначала я ее выручу, потом она меня.

— Когда же ты спала? — невольно вырвалось у Вашко.

— Иногда удавалось на дежурстве, иногда на лекциях. Там в кабинете главврача есть небольшой диванчик, можно немного подремать. Около трех часов ночи, обычно спокойно, даже самые тяжелые забываются, вот тогда и…

— Входные двери в такие моменты на запоре?

— Конечно. Не только ключом запираем, но и на задвижку. Там есть такая, железная. Вроде засова…

— Посторонний проникнуть не может?

— Нет, конечно.

— А днем?

— Об этом бы стало известно. Больница ведь на особом режиме из-за положения пациентов. Да, ведь, их мало — человек восемь, десять. Все на перечет. Есть приемные дни — у нас с этим строго.

— Расскажи о том дежурстве.

Девушка смахнула со лба светлую прядь.

— В тот вечер я немного опоздала. Минут на двадцать, не больше. С троллейбусом не повезло. Галина Викторовна мне за это устроила порядочную взбучку.

— Кто такая Галина Викторовна?

— Старшая медсестра. Мы обошли палаты. Она оставила записку, что кому делать, если будут жаловаться на бессоницу.

— Наркотики?

— Что вы — этого мне не доверяют. Анальгин, новокаин…

— А снотворные?

— Димедрол в основном.

— Что было необычного в тот вечер?

— Необычного? Наоборот, все было как обычно, даже немножко спокойнее. Только один укол за весь вечер в шестой палате. Назначение врача. Кажется, что-то сердечное. Если надо, можно уточнить по карточке — там записано.

— Как вел себя Тушков?

— Во время осмотра он уже спал. Тихо так, спокойно. Руки заложил за голову, на щеках румянец. Галина Викторовна осмотрела его и сказала; «Слава богу, а то днем досталось от него… Все горшки с цветами побросал на пол, топтал их ногами, в земле перемазалс я». Когда я пришла, было уже все прибрано, помыто. А сам он спал.

— Когда это обнаружилось? — Вашко отчего-то побоялся произнести слово «уыер» и сделал сильное ударение на слове «это».

Девушка поежилась, как будто в комнате неожиданно повеяло могильной сгылостью.

— Под утро. Мне показалось, что хлопнула какая-то дверь. Я выбежала в коридор — все спокойно. Дверь на щеколде. Окна закрыты. Пошла по палатам, а он лежит на полу, одеяло скомкано и не дышит…

— Совсем не. двигался?

— Нет, но теплый был, совсем как живой. Я его повернула лицом вверх, сердце послушала, потом пульс, а оно и не бьется… Сперва позвонила врачу, а потом вызвала «Скорую».

— Отчего в такой очередности? Зачем «Скорую» в больницу? Странно)…

— Я не застала доктора — у него молчал телефон, а на «Скорой» у меня подруга — я же не знаю, что в таких случаях делать. Лекарств никаких толком нет… Не димедрол же с анальгином ему давать.

— Значит, приехали врачи. Что дальше?

— Ага. Посмотрели, зафиксировали смерть, а потом приехал наш главный. Меня в палату больше не пускали.

— Ты, Ирочка, говорила, что проверила все двери и окна… Ничего не заметила? Может, какая была открыта? — наступила долгая пауза.

— Мне кажется, все было закрыто…

— Точно? Может, что-то смутило?