Через пропасть в два прыжка

— Видимо, вы из милиции? — не слишком дружелюбно спросила женщина. — Я не буду спрашивать, как вы здесь оказались, но как бы сделать так, чтобы вы на некоторое время вышли — мне надо одеться.

— Мы подождем на кухне, — согласился Вашко. — Уходить не будем — у нас к вам уйма вопросов.

— Подождет ваша уйма… Человек только прилетел, и нате вам. Милиция!

Сначала Вашко, а затем и Евгений перебрались через загородившие проход чемоданы и прошли на кухню.

— О моем приезде, конечно, доложила эта старая карга? — крикнула женщина из комнаты.

— О ком вы? — крикнул, громче чем следовало, Вашко. Ему казалось, что женщина в комнате его не расслышит.

— Не шумите, пожалуйста. Я имею в виду эту поганку-соседку.

— Чем она так вам насолила?

— Стерва. Не могла сразу сообщить об отце.

Вашко и Лапочкин переглянулись.

— А кто же вам сообщил? — уже тише произнес Вашко.

— А я знаю? Получила телеграмму, интересуетесь, можете посмотреть. Да входите, я уже одета…

На ней было темное плотно облегающее платье, на шее черный шарфик. Теперь, после того, как она умылась и причесалась, Вашко ее признал — она как две капли воды была похожа на свой же собственный портрет, только лет на пять-семь старше.

— Скажите, что произошло с отцом? — Ирина приблизилась к Вашко и пытливо посмотрела ему в глаза.

— Я так же, как и вы, хотел бы получить ответ на этот вопрос. Как ваша фамилия? Мы не могли вас разыскать?

Женщина раскрыла лежавшую на письменном столе сумку и, нашарив паспорт, бросила его на стол.

— Для милицейского протокола, видимо, нужен документ… Со слов личность, насколько я знаю, не устанавливают.

— Протокола, как вы можете заметить, еще нет, — спокойно обронил Вашко. — И вообще, перестаньте, пожалуйста, говорить в таком тоне. Чем вы недовольны?

— Интересное дело, — принужденно засмеялась Ирина. — Врываетесь в чужую квартиру, задаете вопросы, а мне радоваться.

— Насчет «врываетесь», это вы зря. Считаю своим долгом предупредить, что в опечатанную квартиру вы могли войти только с судебным исполнителем либо с сотрудником милиции.

— Ха-ха, не смешите меня — я в своей квартире.

— И прописка это подтвердит? — Вашко протянул руку к паспорту.

— Причем здесь прописка. Формальность! Здесь жил мой отчим, когда-то жила я.

— Корнеева Ирина Сергеевна, — прочел вслух Вашко запись в паспорте. — Фамилия по мужу?

— Я не была замужем, — с вызовом ответила Ирина. — Откуда такая фамилия, вам должно быть ясно — по настоящему отцу… Сергею Львовичу Корнееву — первому мужу матери.

— Тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения… — произнес Вашко. — О какой это телеграмме вы говорили?

Женщина раскрыла сумку, долго искала в ней, потом на столе, затем прошла в прихожую, пошарила по карманам и, вернувшись в комнату, небрежно швырнула скомканный лист бумаги. Вашко развернул телеграмму:

«Одесса, Приморский бульвар, 29, кв… Ирина, отец скончался двенадцатого. Поступай, как считаешь нужным. Егор».

— Кто такой Егор?

— Понятия не имею.

— Никакого?

— Абсолютно.

— Женя, держи! Поднимешь на почте оригинал, посмотришь обратный адрес.

— Есть, товарищ подполковник, — чересчур официально отозвался Лапочкин, пряча бланк в карман.

— Ирина Сергеевна, вы не допускали мысли, что вас этой телеграммой могли разыграть?

— Не только допускала — думала, что именно так. Обычно в таких телеграммах есть подп ись врача, а здесь… Но я позвонила ему на работу и какой-то «мэн» сообщил мне, что это правда. Если бы неизвестный Егор дал эту телеграмму на подпись врачу, я была бы здесь на два дня раньше. А так билетов нет, по этой филькиной грамоте никаких послаблений, и пришлось трястись на поезде. Конечно, опоздала на похороны.

— Ну это, положим, еще не так. Похорон, как таковых, не было.

— В смысле? — Она подошла к Вашко и испуганно смотрела на него, теребя руками кончик черного шарфа.

— Состоялась лишь гражданская панихида. Его кремировали. А похороны, судя по всему, дело ваше… Вы, ведь, единственная родственница?

— Пожалуй, так! Отчим говорил, что есть у него то ли двоюродный, то ли троюродный брат, но к нам он никогда в жизни не приезжал и, насколько мне известно, контактов не поддерживал.

Вашко оттягивал вопрос, кото рый ему хотелось задать с самого начала, если бы не агрессивность дочери. «Теперь, пожалуй, в самый раз! — решил Вашко. — Она пришла в себя».

— Ирина Сергеевна, для чего отчиму потребовались деньги? Не для вас?

Вопрос не произвел на женщину никакого действия.

— Для меня? — она ткнула пальцем в грудь. — Кто вам сказал такую чушь? Во-первых, он за всю жизнь не сделал мне ни одного дорогого подарка, во-вторых, я бы их от него не приняла. Вот вы не спрашиваете, почему, а я скажу — именно из-за его прижимистости умерла мама. Она должна была до самого последнего дня работать — он, видите ли, копил на машину, а она должна была кормить и его, и себя, и меня… Хорошо, в институте стали платить стипендию, да мама потихоньку от отчима иногда давала то пятерку, то рубля три…

— Ясно. Кому же тогда могли потребоваться деньги? Он, вроде бы, говорил, что для родни? Мы подумали… Либо на свадьбу, либо еще на какое торжество…