Он не стал отмечать ничего, что последовало за появлением Тушкова в проходной. От восемнадцати часов пятницы до девяти ноль ноль понедельника располагалась загадочная полоса неведения.
«А как же вторая половина пятницы? — дошло Едруг до Вашко. — Когда он был в магазине… Он что, не работал? Странно!»
Порывшись в кармане, он нашел визитку Уланова. Телефон ответил сразу.
— Олег Сергеевич? Еще раз Вашко… А что, в пятницу у вас был нерабочий день?
— Отчего так! — удивился референт. — Самый что ни на есть рабочий.
— А Тушков в пятницу был?
— Надо уточнить… Вы можете подождать? — после утвердительного ответа до Вашко долетели звуки удаляющихся шагов, стук двери, потом, минуты через две все повторилось в обратной последовательности.
— Вы правы — у него был отгул.
— За что? Он работал по вечерам? В праздники?
— Работой это не назовешь, скорее дежурство.
— Где?
— В первомайские праздники Тушков дежурил по министерству, а потом этим днем в течение года не воспользовался. В пятницу его могло и не быть.
— Спасибо. — Вашко в раздумье положил трубку.
Значит, у него было целых три дня. За это время можно не только исколесить Москву и область, но и смотаться в любой конец страны. Круг действия существенно расширялся. Конечно, можно проверить билетные кассы Аэрофлота, но это займет уйму времени. А поезд? Полная безнадежность — там фамилия в билет не вписывается.
Вашко снова пододвинул к себе телефон.
— Алло, здравствуйте! Вашко из милиции… Скажите, есть ли заключение по Тушкову? Вскрытие было позавчера. Ага, читайте!
Бесстрастный голос лаборантки методично ронял в трубку слова. Вашко слушал сначала вводную, потом описательную часть экспертизы и никак не мог вникнуть в суть.
— Дорогуша, читайте сразу выводы.
— На правой ноге отек и омертвение тканей, возможно возникшее вследствие токсического воздействия препарата семейства глюкозидов. Отек легких связан с возможным воздействием препарата ацетофенона в количествах, не повлекших и не повлиявших на летальный исход…
— Все?
— Больше ничего нет.
Вашко положил трубку.
Закурив, он откинулся на спинку кресла и долго изучал пятно на потолке.
«Ацетофенон! Глюкозиды! С чем это употреблять? Куда девать и к чему приписывать?» — Он был в полном смятении. — «Придется беседовать с санитаркой, анализировать предписания врачей и вникать в суть медицинских процедур…»
— Станислав! — буркнул Вашко криминалисту, едва тот снял трубку. — Нужна консультация.
— Что у тебя приключилось? Я не готов говорить о мази — времени прошло всего ничего…
— Что такое ацетофенон? Знаешь?
— Ацетофенон? — переспросил майор. — Известная, Иосиф Петрович, штука… Где обнаружен?
— В легких безвременно усопшего.
— В простонародье его величают слезоточивкой. К смерти, как правило, не приводит. Исключено!
— Он что, в свободном обращении?
— В магазине, Иосиф Петрович, эту хреновину, конечно, не купить, а на вооружении состоит.
— А глюкозиды? Тоже аэрозоли?
— Хм-м-м… Все у того же безвременно?
— Угу, — Вашко снова закатил глаза на пятно под потолком.
— Глюкозиды — штука серьезная… — в голосе эксперта звучали менторские интонации. — Яд органического происхождения. Омертвение тканей возможно в районе воздействия, без припухлостей, как правило, не обходится…
— Ав сумме что дает? Если и то, и то сразу? А?
— Кто его знает… Ничего хорошего, сам понимаешь, от этого не будет. Только зачем сразу? А?
— А шут его знает… Чтоб наверняка завалить.
— Так не завалили.
— Об этом я позабыл, — честно признался Вашко. — Но на головку его как подействовало, скажи! От этого?
— Кто его знает… Эксперимент нужен.
— Скажешь тоже, эксперимент. Что, еще одного завалить?
Поговорив с криминалистом, Вашко почувствовал еще большее раздражение, чем раньше — дело не прояснялось, а запутывалось все сильнее.
Вашко выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда фотографию Тушкова. Покойный, казалось, с улыбкой смотрел на опера — таким Вашко его никогда не видел и теперь уж никогда не увидит. Во взгляде Ивана Дмитриевича царило спокойствие и умиротворенность. Ничто не грозило его жизни и здоровью, а вон как обернулось всего через несколько месяцев.
В дверь постучали. На пороге стояла миловидная барышня лет двадцати. Дешевое пальтецо плотно обтягивало ее фигуру — оно было коротковатым и делало ее похожей на подростка.
— Мне бы Вашко… — заикаясь от волнения, произнесла она, теребя в руках выписанный в проходной пропуск. — Вот написано, в эту комнату…
— Садись, дочка, — Вашко, кряхтя, встал с кресла и галантно помог снять ей пальто.
— Чем обязан?
— Я из больницы… Доктор сказал, чтобы приехала на допрос. Вот я и пришла, не дожидаясь повестки.
— Молодец! Чаю хочешь?
Девушка отчаянно замотала головой, но Вашко извлек из стола кружку, долго рассматривал ее, пытаясь обнаружить пылинки и, не найдя их, налил из графина воды и включил кипятильник.