Черная невеста

– В точку, Фло, – кивнул он. – Я должен сопровождать отца в одном занудном деле, так что матушке придется извиняться перед леди Имодженой за нас обоих. Но я, признаюсь, не могу представить Оливера Силбера на балу и отдал бы все, чтобы однажды это увидеть!

Живые цветы в прическе не должны были завянуть до вечера – им не позволила бы магия, какое-то очередное чудодейственное средство, которым их сбрызнули, прежде чем украсить присобранные вверх локоны Флоренс. Концы белой шелковой ленты щекотали шею.

Было зябко: все утро погода хмурилась, и пусть после обеда тучки исчезли, ветер оставался не по-летнему прохладным. Поэтому леди Кессиди велела положить в карету шали для нее и для девочек.

Из-за слишком легких атласных туфелек Флоренс чувствовала себя босой. Она медленно спускалась в холл, держа руку на перилах, – так было чуточку спокойнее. Весь мир сегодня казался ей зыбким, и даже знакомая лестница в доме Силберов вдруг стала слишком крутой и высокой.

– Дорогая, поторопись! – Голос леди Кессиди был почти нежным. – Мы ждем только тебя!

Пришлось заставить себя зажмуриться и поторопиться.

Леди Кессиди, одетая в фиолетовый бархат, улыбнулась.

– Что же, – сказала она довольно. – Розовый чуть хуже зеленого, но тоже неплох, Флоренс. Как ты себя чувствуешь, дорогая?

– Немного… странно. – Флоренс качнула головой.

От леди Кессиди пахло жасминовыми духами.

– Ты слегка бледная, мне не кажется? – Леди Кессиди сощурилась, рассматривая Флоренс, но почти сразу расслабилась. – Нужно на воздух. Матильда, ты готова? Мы идем!

Флоренс заметила, как Матильда спрятала в карман платья крошечную книжку. У самой Флоренс карманов не было, только бархатная сумочка на поясе, настолько маленькая, что в нее помещался сложенный в несколько раз платок, и всё. Бесполезная совершенно вещь!

Флоренс бросила взгляд на лестницу: наверху у перил стояла Дженни. На плечи она набросила серенькую шаль, а волосы скрыла под чепцом.

Дженни перегнулась через перила, почти опасно, и махнула рукой.

– Хорошего вечера, дорогая кузина! – весело крикнула она.

Флоренс всегда считала дядюшкин особняк богатым и красивым. Пожалуй, слишком большим, чтобы быть уютным, и слишком чужим, чтобы она могла называть его домом – в том, другом смысле. Леди Кессиди держала его в порядке, он был полон изящных вещиц, а за садом бережно ухаживали слуги.

Но дом семьи Милле оказался прекраснее в разы.

Больше. Выше. Роскошнее. Ярче. Светлее. С мраморной лестницей, с колоннами и арками, с мозаикой на полу в круглом холле, где лакеи встречали гостей. С гирляндами цветов на перилах. С просторными залами и коридорами.

В саду можно было заблудиться, как в глухом уголке городского парка.

Флоренс чувствовала себя сказочной героиней, которая попала вдруг ко двору короля.

Леди Имоджена Милле, хозяйка, встретила их на входе в зал, где собирались гости. Они с леди Кессиди обменялись любезными улыбками, такими, которые тренируют перед зеркалом, – совершенно неискренними, конечно. И фразы их тоже были пустыми: ритуал приветствия, не более.

– Такая честь быть приглашенными…

– Ох, что вы…

– Мне жаль, моя вторая дочь накануне неудачно оступилась на лестнице и не смогла приехать, повредила лодыжку…

Матильда стояла рядом с матушкой, переминаясь с ноги на ногу. Голубое платье шло ей, насколько вообще Матильде что-то могло идти. Леди Имоджена скользнула по ней взглядом, поздоровалась и улыбнулась иначе – немного снисходительно, а потом посмотрела на Флоренс.

– Мисс Голдфинч! – Улыбка снова стала другой: кривоватой, менее любезной, но более честной. – Рада познакомиться. Мой сын немного рассказывал о вас.

Ее ладонь в кружевной перчатке сжала ладонь Флоренс – коротко, уверенно и крепко. От леди Имоджены вкусно пахло, она была красива и казалась наполненной тем прекрасным спокойствием, которое свойственно счастливым людям, знающим, что они любимы. Платье ее было зеленое, сдержанное и подчеркнуто простое, но бисерная вышивка и гладкость ткани говорили о его настоящей стоимости куда красноречивее. Флоренс осмелилась посмотреть в лицо леди Имоджены: вокруг прекрасных глаз, темно-синих, как глубокие тихие озера, проступала легкая сеть морщинок, выдающих веселый нрав.

– Я тоже рада, – сказала Флоренс.

Неужели Эдвард Милле говорил о ней с матерью?

– Что же. – Леди Имоджена посмотрела на них с Матильдой. – Это праздник в честь моей старшей дочери, с которой вы, мисс Голдфинч, насколько я знаю, не знакомы. Сейчас мы это исправим.

Сердце Флоренс забилось чаще. С самого утра она так нервничала, что из головы совершенно вылетело главное: праздник, на который они приехали, устроен в честь пятнадцатилетия Клары Милле. А с ней Флоренс действительно знакома не была – и это создавало определенную неловкость, словно бы ставило их всех на место: вы здесь не потому, что вы желанные гости, а потому, что мой сын решил с чего-то вас позвать!

Самого Эдварда Милле нигде не было видно.

Музыка играла откуда-то сверху. Флоренс задрала голову, но ничего не увидела.