Трой была в студии, готовила фон для своего натурщика. Аллейн сказал жене, что вчерашние меры предосторожности будут повторены и сегодня и что сам он постарается вернуться еще до появления Громобоя.
— Вот и хорошо, — улыбнулась она. — Только сядь там же, где сидел вчера, ладно, Рори? Когда он глядит на тебя, он становится просто великолепен.
— Ну и нахалка же ты. Знаешь ли, что все, кроме тебя, считают меня полоумным из-за того, что я разрешаю тебе продолжать эти сеансы?
— Конечно, но ведь ты — это ты, правда? Ты же понимаешь, как все обстоит на самом деле. И честно говоря… он у меня получается — получается, так? Не нужно ничего говорить, но… я права?
— Получается, — ответил Аллейн. — Как ни странно это звучит, я даже побаиваюсь смотреть в твою сторону. Кажется, будто он сам стекает с твоей кисти.
Трой поцеловала мужа.
— Я так тебе благодарна, — сказала она. — Да ты и сам знаешь — ведь знаешь?
Аллейн приехал в Ярд в приятном расположении духа, даром что его переполняли дурные предчувствия. Здесь его поджидала записка от мистера Уипплстоуна, содержавшая просьбу позвонить как можно скорее. Он позвонил, и Сэм Уипплстоун сразу взял трубку.
— Я подумал, вам следует знать об этом, — начал он уже привычной фразой.
У него потекла труба, торопливо стал рассказывать мистер Уипплстоун, и он в десять минут десятого отправился к своим квартирным агентам, господам Эйблу и Вертью, хотел, чтобы те порекомендовали ему водопроводчика. Там уже находился Санскрит, погруженный в беседу с молодым человеком, тем, у которого прерафаэлитская прическа. Увидев мистера Уипплстоуна, Санскрит замолк на полуслове, а затем произнес своим певучим тенором, что он-де во всем полагается на них и надеется, что они постараются устроить все наилучшим образом.
Молодой человек, рассказывал дальше мистер Уипплстоун, объяснил, что никаких сложностей не предвидится, поскольку жилье на Каприкорнах пользуется большим спросом. Санскрит проблеял нечто невнятное и с большой поспешностью удалился.
— Я спросил, как бы между прочим, — продолжал мистер Уипплстоун, — не сдается ли, часом, помещение вместе с гончарной. Сказал, будто у меня есть друзья, которые ищут квартиру. Помощница молодого человека да и сам он тоже как-то странно замялись. Дама принялась объяснять, что официально это место пока не освобождено, а если и освободится, то скорее поступит в продажу, чем будет сдаваться. Теперешний жилец, сказала она, пока не хочет, чтобы об этом стало известно. Меня это, как вы можете вообразить, заинтриговало. Оттуда я прямиком отправился на Каприкорн-Мьюз и дошел до гончарни. На дверях висела табличка: «Закрыто на инвентаризацию». Окна были задернуты довольно ветхими шторами, которые, правда, сходились не до конца. Я заглянул вовнутрь. Света там почти не было, но у меня осталось впечатление, что какая-то крупная фигура бродит внутри между упаковочных ящиков.
— О господи, так вот взяли и заглянули?
— Да. А по дороге домой зашел в «Неаполь» купить немного паштета. Пока я его покупал, появились Кокбурн-Монфоры. Он был, по-моему, пьян не то что в стельку, а уже в обе, но на ногах держался, по обыкновению, твердо. На нее же и смотреть было страшно.
Мистер Уипплстоун примолк и молчал так долго, что Аллейн спросил:
— Вы еще не ушли, Сэм?
— Нет, — подал голос мистер Уипплстоун, — еще не ушел. Честно говоря, я пытаюсь представить, что вы подумаете о следующем моем ходе. Успокойся, Люси. Вообще-то я человек не порывистый. Далеко не порывистый.
— Я бы сказал, очень далеко.
— Хотя в последнее время… Как бы там ни было, в данном случае я позволил себе увлечься минутным порывом. Я, разумеется, поздоровался с ними, а затем, словно бы мельком, ну, вы понимаете, сказал, принимая из рук миссис Пирелли паштет: «Вы, кажется, вот-вот останетесь без соседей, миссис Пирелли?» Она в замешательстве уставилась на меня, а я продолжал: «Ну как же. Те двое из гончарни. Я слышал, они съезжают, и чуть ли не сегодня». Что, конечно, не было чистой правдой.
— Я бы за это не поручился.
— Нет? Так или иначе, я повернулся к Кокбурн-Монфорам. Описать выражения их лиц или, вернее, чередование выражений я затрудняюсь. Потрясение, неверие, ярость. Полковник полиловел еще пуще, а миссис Монфор только и сумела выдавить: «Не может быть!» Тут он схватил ее за руку так, что дама скривилась от боли, и оба, не сказав больше ни слова, вышли из магазина. Я видел, как он поволок ее в сторону мастерской. Она упиралась и, по-моему, умоляла о чем-то. Миссис Пирелли сказала что-то по-итальянски и прибавила: «Уедут — я только обрадуюсь». Я ушел. Проходя Каприкорн-Плэйс, я увидел, как Кокбурн-Монфоры поднимаются на свое крыльцо. Он по-прежнему держал ее за руку, а она, как мне кажется, плакала. Это все.
— Это было когда? Полчаса назад?
— Около того.
— Хорошо, мы все обсудим позже. Спасибо, Сэм.
— Сильно я навредил?
— Надеюсь, что нет. Думаю, вы лишь ускорили кое-какие события.
— Я хотел переговорить относительно труб с Шериданом — только об этом, уверяю вас. Его не оказалось дома. Может быть, мне?..