Черно-белая история

Ярик вертит в руках пустую картонную коробку, забытую на полке, затем швыряет ее в дальний угол каморки.

— Я, можно сказать, из-за этого сюда и попал, — нехотя говорит он.

— А ты вообще давно здесь?

— Порядком.

— Ну а тебя как угораздило?

Ярик не торопится с ответом. С размаха он поддает ногой валяющуюся на полу тряпку, и она летучей мышью планирует в другой конец чулана, затем усаживается на пол. Я умащиваюсь рядом на перевернутом ведре и приготавливаюсь слушать.

Ярик появился на свет, что называется, с серебряной ложкой во рту. Даже с золотой. Мало кому так повезло с родителями, которые были людьми состоятельными и состоявшимися. Они хотели, чтобы их долгожданный отпрыск оказался не пустым прожигателем папиных миллионов, а оставил в жизни заметный след. Какой оставляет после себя ни много, ни мало гений. Да-да, родители хотели видеть Ярика гением, призванным перевернуть мир. В хорошем смысле этого слова, конечно.

А что значит гений? Это генетика, помноженная на воспитание. Наследственность не подкачала, поэтому родители полностью сосредоточились на педагогике.

С первых дней жизни малыша окружали лучшие врачи, к которым вскоре подтянулись лучшие психологи и специалисты по раннему развитию. В год Ярик уже знал буквы и пробовал читать. В три совершил свою первую поездку по музеям Италии. Почему Италии? Да потому что Эрмитаж и Русский музей им уже были осмотрены от подвала до крыши.

В четыре года Ярик разговаривал на трех языках, знал основы комбинаторики, различал на слух Моцарта от Чайковского и на глаз Рафаэля от Леонардо. В пять мог поддержать беседу с доцентом философии. Познаваем ли мир? Что есть человек? Почему пал Карфаген? На любой из этих вопросов у малыша имелось собственное мнение.

В отличие от большинства семей, которые всячески стремятся выставить напоказ достижения своего ребенка, родители Ярика подобным не страдали. Нельзя сказать, что они не гордились успехами своего отпрыска. Гордились, и еще как. Но при этом справедливо считали, что демонстрация талантов пользы малышу не принесет, зато вызовет ненужную зависть у окружающих.

Маленький Ярик как губка впитывал в себя все премудрости. Он ни в чем не знал отказа. Стоило ему сказать, к примеру, «хочу научиться кататься на лошадке», как тут же находилась и конюшня, и тренер, и та самая лошадка.

Идиллия подошла к концу, когда Ярику исполнилось шесть с половиной лет. То ли мама решила, что сын уже достаточно вырос, и она может часть времени уделить карьере, то ли просто подвернулось предложение, от которого она не смогла отказаться, — Ярик этого так и не узнал. Но мама — некогда весьма успешная модель и актриса — вдруг засобиралась на съемки. Папа был резко против. То ли не был уверен в маме и подозревал, что она не устоит перед обаянием какого-нибудь киношного красавца, то ли таил за пазухой иную причину — малыша никто не посвятил в подробности. Но родители, доселе жившие душа в душу, начали ссориться. Мама все-таки уехала, а обиженный папа принялся искать утешение в «Леро» тридцатипятилетней выдержки.

Когда мама вернулась, папа подарил ей охапку роз и устроил грандиозный скандал.

Потом были другие роли и поездки. «Леро» сменил «Мартель», а затем и до «Русского стандарта» дело дошло. Не надо быть пророком, чтобы предугадать, чем все закончится. Естественно, мама решила уйти. Естественно, вместе с Яриком. И, естественно, папа был категорически против.

Ярик плохо помнил этот период. И совсем не помнил тот злополучный день, когда мамы не стало. Хотя откуда ему помнить — занятия, тренировки, экскурсии никто ведь не отменял. Лишь спустя несколько лет он нашел в Интернете информацию о том трагическом вечере — журналисты изрядно потоптались на костях его семьи.

Родители поссорились в очередной раз, мама уехала, а папа бросился ее догонять. То ли потому что не все ей высказал, то ли просто хотел вернуть. Но внутри папы поехали еще и полбутылки «Мартеля», которые помешали ему справиться с управлением, но помогли столкнуть мамину машину в кювет. Мама погибла, а папа отправился в места весьма отдаленные корить себя и скорбеть о любимой.

Ярик же оказался в самом эпицентре борьбы за опекунство в лице двух бабушек и прочих родственников с обеих сторон. Уступать не хотел никто. Каждая сторона считала, что только она достойна заботиться о малыше и, соответственно, распоряжаться свалившимся на него наследством. В ход шли кляузы и доносы в органы опеки и прокуратуру. Стоило суду присудить опеку над Яриком одной стороне, как тут же вторая бросалась оспаривать это решение, подав встречный иск и спустив целую свору кровожадных адвокатов на соперника. Ярик, как вещь, изымался и передавался из рук в руки. Закончилась же эта чехарда с опекунством для Ярика крайне печально — детским домом. В то время ему было всего девять лет.

Большего стресса, чем попасть в детский дом из тепличных условий большого особняка, мальчик не мог себе представить. Примерно тогда он научился уходить к маме — в странный, вымышленный, а, может, и где-то реально существующий мир.