Так и жила она теперь на два дома. Забежит, бывало, ко мне после работы, проверит содержимое кастрюль — не голоден ли? — останется часа на два на три и, усталая, летит домой, к маме.
Сейчас, после того, что случилось, я часто думаю: вот если бы она согласилась остаться навсегда. Может быть, тогда я забросил бы свое черное дело, не поехал бы никуда, на ночь глядя, зная, что оставляю дома жену. Но с другой стороны, осталась бы Таня со мной, если бы я снова стал тем заурядным фотографом, которого она уже один раз бросила? О, Господи! Неужели она любила меня только за мои деньги?! Нет, не может этого быть! Она и так была достаточно обеспечена, она никогда не просила у меня подарков, да, признаться, за то короткое время, что мы снова были вместе, я почему-то совсем не думал об этом и подарки дарил очень редко. Нет! Она не любила мои деньги, она любила меня как личность — не заурядного, а сумевшего, как она сама сказала «подняться». Она, романтик, купилась на мою идею. Она знала, что я иду против чуждого ей мира, и она хотела быть со мной. Она, наверное, представляла меня сверхчеловеком, а себя — тем болезненным немецким философом, спешащим рядом.
И это, Господи, неужели все было с Твоего ведома?
Таня упростила мою работу до невероятности. Она стала той верной секретаршей, о которой я не смел и мечтать. Теперь мне не надо было подолгу торчать на крышах, выискивая себе клиентуру. Теперь и клиентура-то стала другая — опасная, конечно, но стопроцентно денежная. Работая в Большом доме, ей удавалось без труда, и, думается, без особого риска собирать сведения на лиц, каким-либо образом попавшим на заметку Госбезопасности. Таня предоставляла мне полнейшие данные, необходимые для дела: помимо той «изюминки», которая должна была очутиться на моей пленке, я теперь знал и род занятий, и увлечения клиента, и, конечно же, адрес с номером телефона. Получив материал, мне оставалось только выбрать правильную позицию для съемок. Денежный ручеек стал быстро расти, превращаясь в реку…
Как-то Таня сказала, что скоро уходит в отпуск.
— Мне тоже пора отдохнуть, — тут же выпалил я.
Мы взяли газету объявлений и стали вместе выбирать курорт, потому что — ясное дело — отдыхать мы решили вместе. Я предложил Флориду — чего мелочиться! Таня не согласилась. Тогда — Канары? Опять — нет. Египет? — Нет. — Но почему? — не мог понять я.
— Да потому что деньги надо тратить с умом!
— Логично.
— Ты, кажется, говорил, что вообще еще не был заграницей, ну так и давай начнем с чего попроще, с Кипра, например. Лучше съездить на Кипр и жить в пятизвездочном отеле и вообще на высшем уровне, чем на Канарах — за три звездочки.
— Ты хочешь сказать, что у меня не хватит средств для пяти звездочек на Канарах?
— У тебя-то хватит, а у меня — нет.
Я оторопел.
— Понимаешь, — продолжала Таня, — я еще не заработала в твоей фирме на Канары… И вообще, начинать надо с малого.
— Ну тогда поедем вот, — ткнул я пальцем, — в Сестрорецк. Начинать, так отсюда.
— Не обижайся, Зайчик, — она ласково погладила меня по голове. — Давай начнем с Кипра, хотя бы потому, что в Сестрорецке я уже была. И не бойся, я поеду на твои деньги, мы не будем делить стоимость обедов пополам, просто к роскоши надо подступаться постепенно, иначе закружиться голова, как перед пропастью, и упадешь.
Вот такая она у меня была.
Так мы решили поехать на Кипр. И в Сестрорецк, в санаторий, взяли путевку — для Таниной мамы. Я засомневался — поедет ли она? Но Таня уверила — поедет из одного лишь только любопытства.
— Вот только потом переплюется, — добавила Таня со смехом, — но тут уж ей все равно: что Сестрорецк, что Кипр, что Канары — лишь бы только поругать чего-нибудь.
Итак, как сказал Шекспир: «Добро пожаловать на Кипр». Быстро сказка сказывается, быстро и дело делается, когда есть желание и средства. Вскоре мы уже летели над Черным морем, над Турцией. Я не только никогда не был за границей, я и в самолете-то никогда не летал, и теперь от одной только мысли, что все так просто, что это обычное дело для меня — сесть в самолет и отправиться в любую часть света, — от этой мысли захватывало дух. Денежные мешки, сидящие вокруг, своим видом еще больше убеждали меня, что я такой же богатый и счастливый. И поверь мне, Господи, тогда это было приятно.