Чернобыль: История ядерной катастрофы

Чернобыльские пациенты, 134 человека с диагностированной острой лучевой болезнью, были разделены на четыре группы. В первую вошли около двадцати человек, получившие от 6,5 до 16 греев радиации; из них выжил лишь один. Из второй группы, также включавшей два десятка человек, получивших от 4,2 до 6,4 грея, умер приблизительно каждый третий. В группе пациентов, чья доза составила от 2,2 до 4,1 грея, статистика оказалась значительно лучше: из них умер только один. В четвертой группе с дозами 0,8–2,1 грея выжили все. Всего в первые четыре месяца после облучения от острой лучевой болезни умерли двадцать восемь человек, в том числе двенадцать из тринадцати пациентов, которым сделали операцию по пересадке костного мозга. Еще почти двадцать человек из первой, второй и третьей групп умерли через несколько лет после аварии, но врачи не связали эти случаи с воздействием радиации[207].

Прибывшие в Припять московские врачи имели большой опыт лечения пациентов с острой лучевой болезнью, но не располагали оборудованием для измерения поглощенной организмом радиации. Поэтому они сосредоточились на выявлении симптомов, а все исследования им заменял анализ крови. Один из лучших специалистов 6-й клинической больницы Георгий Селидовкин прилетел в Припять, чтобы на месте оценить состояние больных и отобрать тех, кого необходимо отправить в Москву. Многим в Припятской санчасти он запомнился своей бородой, которая в 1980-е в Советском Союзе считалась своего рода признаком свободомыслия.

К осмотру пациентов Селидовкин приступил около 4-х вечера 26 апреля. Гуськова из Москвы была на связи с коллегами по телефону. В общей сложности московские врачи осмотрели почти 350 человек, обращая внимание на цвет кожных покровов и количество лейкоцитов в крови. Лейкоциты, белые кровяные клетки, образуются в костном мозге, отличаются высокой скоростью обновления и легко разрушаются радиацией. Резкое снижение числа лейкоцитов – верный признак радиационного поражения. К вечеру доктор Селидовкин отобрал двадцать восемь человек для срочной отправки в Москву. В эту первую партию попали Правик, Кибенок, Игнатенко и многие другие пожарные, а также операторы реактора Акимов и Топтунов и заместитель главного инженера АЭС Анатолий Дятлов. Медлить с отправкой было нельзя – от того, как скоро люди окажутся в Москве, зависела их жизнь[208].

Обеспечить срочную отправку тяжелых больных из Припяти в киевский аэропорт Борисполь и дальше в Москву было поручено тридцатичетырехлетнему заместителю председателя припятского горисполкома Александру Эсаулову. За несколько дней до того Эсаулов отчитывался в местной газете о результатах ленинского субботника – теперь казалось, что это было в другой жизни. Прославляющие Ленина плакаты все еще украшали город, но горожан с головой накрыла иная реальность, в которой идеология уже не имела значения. Утром Эсаулову первым делом пришлось добывать уборочную машину, чтобы смыть с улиц радиоактивную пыль, а чуть позже – эвакуировать тех, у кого слишком много этой пыли осело на коже и в кишечнике[209].

Самолет штаба гражданской обороны уже ждал в аэропорту Борисполь. Автобусы и автомобили скорой помощи тоже были готовы тронуться в любой момент. Но из-за больничных карт пациентов, эвакуируемых в Москву, вышла задержка. Рано утром 26 апреля при поступлении в медсанчасть Припяти у них забрали все бумаги, и потом подготовить для каждого документы, истории болезней, результаты анализов оказалось непросто. В Советском Союзе документ без штампа документом не считался, а все необходимые печати остались на станции. Поэтому в конце концов решили обойтись без печатей. Но Эсаулова ждала новая проблема – родственники отбывающих в Москву. В санчасть их не пускали, и они плотным кольцом обступили ее снаружи. Когда прошел слух, что больных скоро увозят, толпа пришла в движение.

«Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними», – вспоминает Людмила Игнатенко. Это ее муж Василий прокричал из-за закрытого окна, что их вот-вот отправят в Москву. «Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались», – так Людмила описывает реакцию женщин. Их натиск сдерживали солдаты, стоявшие в оцеплении вокруг больницы. Потом на крыльцо вышел врач и подтвердил женщинам, что их мужей действительно отправляют на самолете в Москву и им нужна одежда – та, в которой их привезли, оказалась радиоактивной, и ее сожгли. Жены бросились по домам за чистой одеждой и бельем. Время было уже позднее, автобусы не ходили, так что домой и обратно они добирались пешком. Но когда жены стали снова собираться у санчасти, мужей там уже не было. «Нас специально обманули. Чтобы мы не кричали, не плакали…»[210]