Чернобыль: История ядерной катастрофы

Наконец Эсаулов выехал в Киев во главе колонны из двух автобусов и двух автомобилей скорой помощи. В автобусах везли двадцать шесть больных, сохранивших способность к самостоятельному передвижению, а в скорых – двоих операторов реактора, получивших термические ожоги более чем 30 процентов тела. В Киеве колонна проехала по Крещатику – главной улице города. Странные люди в больничных пижамах смотрели из автобусов на киевлян, а те, не подозревая о том, что творится совсем неподалеку, почти не обращали на них внимания. В Борисполе колонна была в начале четвертого утра 27 апреля. Через несколько часов московские скорые, во избежание радиоактивного заражения выстланные изнутри полиэтиленовой пленкой, привезли припятских пациентов в Клиническую больницу № Гуськова, отточившая профессиональное мастерство на жертвах военного атома, подготовила все для приема жертв атома мирного.

Эсаулов успешно справился с задачей эвакуировать первых пострадавших. На обратном пути из Киева он обогнал сотни автобусов, двигавшихся туда же, куда и он, – в Припять. Теперь должна была начаться полная эвакуация города[211].

Колонны автобусов, долгие часы простоявшие на дорогах между Припятью и Чернобылем, получая высокие дозы радиации, пришли в движение в половине второго ночи 27 апреля. Тем временем уровень радиации в городе быстро повышался. 26 апреля он находился в пределах 14-140 миллирентген в час, а к семи утра 27 апреля вырос до 180–300 миллирентген в час, в отдельных районах в непосредственной близости от АЭС достигая 600 миллирентген в час. Первоначально эвакуацию планировалось начать утром 27 апреля, но решение принималось слишком долго. В итоге ее начало было перенесено на вторую половину дня[212].

Для многих жителей Припяти новость об эвакуации стала не неожиданностью, а облегчением – они знали о ней заранее и готовились. Междугородняя телефонная связь была отключена, инженерам и рабочим АЭС строго запретили кому-либо рассказывать о происходящем на станции. Но советские люди привыкли больше доверять неформальным каналам распространения информации, чем государственным. Через несколько часов после взрыва по Припяти пошли слухи об атомной аварии.

Сотрудник Чернобыльского монтажного управления Лидия Романченко вспоминает: «Где-то около восьми утра [26 апреля] мне позвонила соседка и сказала, что ее соседка со станции не вернулась, там авария произошла». Другой источник вскоре подтвердил эти сведения: «Наш друг-стоматолог рассказывал, что их всех ночью подняли по тревоге и вызвали в больницу, куда всю ночь возили людей со станции». Добрая самаритянка Романченко поспешила поделиться новостью с родными и друзьями: «Я сразу же кинулась к своим соседям, кумовьям, а они с ночи уже „на сумках“ сидят: им кум позвонил и рассказал об аварии»[213].

Население Припяти постепенно осознавало, какая над ним нависла опасность. Старший инженер управления строительства Чернобыльской АЭС Людмила Харитонова решила было с мужем и детьми поехать на дачу, но на выезде из города их развернула милиция. Вскоре жители Припяти увидели, как поливальные машины моют улицы каким-то пенным составом. Немного спустя на улицах появились грузовики с военными, над городом то и дело пролетали военные вертолеты и самолеты. Военные и милиционеры были в респираторах и противогазах. Детям в школах выдали таблетки йодистого калия, отправили домой и велели не выходить на улицу.

«Ближе к вечеру стало тревожнее, – вспоминает Харитонова. – Эта тревога шла уже неизвестно откуда, то ли изнутри души, то ли из воздуха, в котором стал сильно ощущаться металлический запах». По городу поползли слухи, что разрешили эвакуироваться всем желающим. Харитонова с семьей пошла на станцию Янов и села на московский поезд. «На станции Янов патрулировали военные, – рассказывала она. – Было очень много женщин с маленькими детьми. Все были немного растерянные, но вели себя спокойно… Но я все равно ощущала новое время. И когда подошел поезд, мне он показался уже другим, будто он пришел из той, чистой эпохи, в нашу эру, Чернобыльскую, грязную…»[214]

В начале одиннадцатого утра 27 апреля руководители города созвали представителей предприятий, школ и учреждений, чтобы выработать план эвакуации. Обеспокоенные жители тут же бросились к горкому партии. Заместитель министра внутренних дел генерал Бердов при полном параде вышел на ступени горкома и успокоил возбужденную толпу. По его распоряжению сотни милиционеров обошли все дома и квартиры в городе, оповещая жителей о скорой эвакуации. Окончательную отмашку, заручившись благословением Москвы, правительственная комиссия дала только в полдень, всего за два часа до начала эвакуации[215].