27 апреля в Припяти играли в песок не только дети, понятия не имевшие ни о какой радиации. Эта сыпучая субстанция оказалась не менее привлекательной и для взрослых, куда больше знавших об аварии и ее последствиях. Примерно в полукилометре от здания горкома, где базировалась правительственная комиссия, строители насыпали огромную кучу песка. Из окон соседних домов можно было наблюдать необычную картину: трое мужчин в возрасте от сорока до шестидесяти лет – один в генеральской форме, двое в солидных деловых костюмах – наполняли песком принесенные с собой мешки. Чем дольше они орудовали лопатами, тем сильнее с них катил пот и тем грязнее становилась одежда. Но росло и количество наполненных мешков.
В форме был генерал-майор Николай Антошкин, начальник штаба ВВС Киевского военного округа и командир вертолетного подразделения, дислоцированного с утра на площади перед припятским горкомом. В гражданском – Александр Мешков, первый заместитель министра среднего машиностроения СССР, всесильного Ефима Славского, и заместитель министра энергетики и электрификации СССР по атомной энергетике Геннадий Шашарин. Вертолетчики Антошкина сбрасывали мешки с песком в жерло разрушенного реактора, чтобы запечатать его и предотвратить дальнейшее распространение радиационного заражения.
Решение завалить реактор мешками с песком было принято еще ночью, но его исполнение отложили до восхода солнца. На переброску вертолетов в Припять, обустройство взлетной площадки и разведку подлетов к реактору потребовалось время. Когда вертолетчики были готовы приступать, генерал Антошкин попросил у председателя правительственной комиссии Бориса Щербины технику и людей для загрузки песка в мешки. Щербина раздраженно ответил, что, мол, пусть пилоты делают это сами. Но Антошкин настаивал на том, что нужна помощь. Тогда Щербина велел ему взять Мешкова и Шашарина и отправить их грузить песок. Ответственные работники не стали возражать. «Щербина торопил, – вспоминает Шашарин. – Под грохот вертолетов орал во весь рот, что не умеем работать, плохо разворачиваемся. Гонял всех, как сидоровых коз, – министров, замминистров, академиков, маршалов, генералов, не говоря уже об остальных… „Как реактор взрывать, так они умеют, а мешки загружать песком – некому!“»
Щербина распоряжался со своеволием античного тирана. К утру 27 апреля он успел оправиться от начального шока и растерянности. Уяснив стоящую перед ним цель, председатель правительственной комиссии переключился на старый проверенный стиль руководства, широко применявшийся сталинскими управленцами в 1930-е годы, в период индустриализации и насильственной коллективизации: застращать подчиненных до полусмерти и потом требовать от них невозможного. Раз Антошкин, Шашарин и Мешков не могут найти людей для загрузки мешков, пусть делают это сами[224]
.Но скоро рабочих рук прибавилось. «[Я] своими глазами видел, как командиры экипажей, офицеры молодые загружали мешки песком, нагружали эти мешки в вертолеты, летели, устанавливали, выходили на цель, сбрасывали, возвращались и снова проводили эту работу», – вспоминает Легасов. «27 или 28 апреля – эти два дня ни Минэнерго, ни местные власти никак не могли организовать работу, такую форсированную, четкую, по подготовке тех предметов, которые требовали заброса в шахту реактора, – рассказывал он. – Где-то с 29 числа этот порядок был организован. Были установлены нужные карьеры, пошел свинец. Уже были расставлены люди, и после этого дело пошло на лад. Вот к этому же времени примерно вертолетчики нашли способ действий своих очень такой эффективный, расположив наблюдательный пункт на крыше здания райкома партии в городе Припять. Оттуда они наводили на цель экипажи, которые находились над четвертым блоком»[225]
.Через некоторое время задачу по загрузке мешков поручили руководителям припятского горкома комсомола. Они обходили рабочие общежития, призывая людей помочь. Народу откликнулось много, но лопат, мешков и веревок, чтобы их завязывать, не хватало. Какое-то время мешки завязывали распущенным на тонкие полоски кумачом, который был заготовлен для украшения города к празднику Первого мая. После того как жителей Припяти эвакуировали, рабочих стали привозить из других мест, в основном из окрестных деревень. Это были по большей части женщины, как в войну. Одна из них, жительница Чернобыля Валентина Коваленко, вспоминала: «Сказали, что беда пришла и надо помочь, поехать в песчаный карьер, песок в мешки грузить, чтобы их потом с вертолета в реактор побросать… Там в основном мы, женщины, и грузили этот песок с утра до ночи»[226]
. Рабочую силу обеспечивали украинские власти, московские же отвечали за финансовую сторону.