Чернобыль: История ядерной катастрофы

Один из создателей РБМК Анатолий Александров направил Федуленко в Припять, чтобы он консультировал Легасова, который по специальности был химиком, а не физиком и никогда не имел дела с такими реакторами. Вечером 27 апреля, сразу после приезда в Припять, Федуленко посетил Константина Полушкина, который первым из ученых увидел реактор с воздуха и пришел к выводу, что тот разрушен. Федуленко и еще нескольким коллегам Полушкин показал видео, снятое им с вертолета. На нем было видно, что массивная защитная плита «Елена» по-прежнему сильно перекрывает жерло реактора, крайне затрудняя попадание в реактор грузов, сбрасываемых с вертолетов.

Федуленко считал выбранную с подачи Легасова стратегию не просто бесполезной, но и прямо вредной. Большая часть груза, который с огромным риском для жизни и здоровья сбрасывали вертолетчики, падала мимо реактора, а каждое удачное попадание вызывало маленький взрыв и повышение уровня радиации. «Через секунду над разрушенным блоком поднялся черный гриб топливо-графитовой пыли и гари (точь-в-точь как гриб атомного взрыва, только миниатюрный и очень черный), – описывает Федуленко увиденное после очередного сброса. – Шляпа черного зловещего гриба за 3–4 секунды достигла высоты примерно двух третей вентиляционной трубы и, со сдвигом в сторону от станции, стала оседать вниз черными косматыми, тяжелыми струями, похожими на дождь из тучи на фоне серого неба. Через 10–12 секунд гриб исчез, небо очистилось. Ветер снес тучу-гриб не в нашу сторону»[232].

Федуленко высказывался против продолжения бомбардировок реактора, но Легасова его доводы не убедили. «Да, активность после начала сброса песка и прочего резко полезла вверх. Но скорее это временно, – возразил он, а разговор завершил фразой: – Нас не поймут, если мы ничего не будем делать». Кроме всего прочего, «бомбардировка» реактора была одобрена на самом высоком уровне. Советское руководство больше волновало не распространение радиации при сбросе грузов, а опасность нового взрыва. Именно о ней в ночь на 27 апреля спрашивал ученых Владимир Долгих, секретарь ЦК КПСС, отвечавший за энергетический сектор[233].

Утром 28 апреля Долгих информировал Михаила Горбачева и членов политбюро о том, что четвертый энергоблок разрушен взрывом и что для предотвращения радиоактивных выбросов ведется засыпка реактора песком, глиной, свинцом и бором. «Мешки с песком и бором забрасываются с воздуха?» – спросил Горбачев. Долгих, отвечая, привел сильно заниженные цифры: «С вертолетов. Заброшено шестьдесят мешков. Нужно 1800. Но полеты вертолетов тоже небезопасны». Он, видимо, располагал только данными на середину предыдущего дня. Когда Горбачев спросил у начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР маршала Ахромеева, что, по его мнению, нужно делать, тот ответил: «Реально только забрасывание реактора мешками с песком и бором»[234].

Борис Щербина делал все возможное, чтобы как можно скорее засыпать реактор. С каждым днем вертолеты сбрасывали на него все больше песка, свинца и бора: 28 апреля было сброшено 300 тонн, 29 апреля – 750 тонн, 30 апреля – 1500 тонн. Пик пришелся на 1 мая, когда на реактор сбросили 1900 тонн груза. После этого сбросы были сокращены из опасения, что бетонные конструкции не выдержат и реактор провалится в бассейн-барботер, вызвав радиоактивное заражение грунтовых вод. Всего на реактор было сброшено почти 5000 тонн сыпучих материалов, в основном песка. В подреакторное пространство он не провалился только чудом[235].

Не напрасны ли были жертвы, принесенные пилотами вертолетов? Легасов считал, что не напрасны. Уровень радиации в районе реактора снижался. По более поздним оценкам, 25 процентов общей суммы радиации было выброшено в течение первых суток после взрыва. С 26 апреля по 2 мая интенсивность радиационных выбросов снизилась в шесть раз. Легасов был убежден, что снижение обусловлено мерами, принятыми комиссией, и в первую очередь «бомбардировкой» реактора песком и другими материалами[236].

Впрочем, для большинства жителей Украины, Белоруссии и западных областей России это относительное улучшение, вероятно, ничего не изменило. За те дни, что вертолетчики забрасывали реактор, ветер, сначала относивший радиоактивное облако к северу и западу, переменился и понес его на юго-восток, подвергая радиационному заражению новые территории. Частей химической защиты не хватало, они не справлялись со стремительно ухудшавшейся ситуацией. (Командовавший ими генерал-полковник Владимир Пикалов прибыл в Припять сразу после аварии; он отвечал за измерение уровней радиоактивности и определение зон радиоактивного поражения[237].)