Чернобыль: История ядерной катастрофы

28 апреля, на следующий день после эвакуации Припяти, правительственная комиссия во главе с Борисом Щербиной приняла поддержанное Москвой решение создать вокруг станции десятикилометровую зону отчуждения и переселить из нее всех жителей. Комиссия также решила выехать из Припяти, где повышался уровень радиоактивности. Члены комиссии, работники АЭС (около 5000 человек, оставшихся в городе, чтобы обеспечить безопасную остановку неповрежденных реакторов), а также командированные из других мест сотрудники милиции и военные не имели необходимого снаряжения для работы при таком высоком уровне радиации.

Респираторов было мало, дозиметров не хватало, а у тех, что имелись в наличии, зачастую не оказывалось аккумуляторов. Таблетки йодистого калия было трудно достать, да и завезли их в город с опозданием, когда у жителей Припяти уже накопилось огромное количество радиоактивного йода в щитовидных железах. Нигде не было никаких знаков, предупреждающих о высоком уровне радиации, а среди самых зараженных мест оказались кабинеты начальства: ковровые дорожки в коридорах и кабинетах вобрали много радиоактивной пыли. В городском отделе милиции только на четвертый день вычислили источник повышенной радиации и вынесли дорожки из помещения[238].

Физики, прилетевшие из Москвы разбираться с последствиями аварии, прекрасно понимали, насколько опасна радиация, но все равно часто пренебрегали мерами защиты. В поведении тех, кто работал в Припяти после аварии, вообще было много лишней бравады. «Молодые ребята (смена) на площадке курят, болтают, – пишет Федуленко, рассказывая об одной из своих вылазок в окрестности реактора. – Пролетел вертолет. На подвеске сетка с грузом. Высота небольшая, все видно. Завис над разрушенным блоком. Сбросил груз. Улетел. Толпа на открытой площадке спокойна. Лица веселые, ни на одном даже нет „лепестка“. Тут я нащупал в кармане свои „лепестки“, вспомнил! Надевать как-то неловко, у всех физиономии-то открыты». Единственной преградой между Федуленко и находившимся в паре сотен метров реактором была бетонная стена соседнего здания[239].

Уровень радиации в Припяти колебался вокруг значения 1 рентген в час. По принятым позднее нормативам при таком уровне сотрудникам милиции запрещалось находиться в зоне радиоактивного заражения больше двадцати часов. Члены правительственной комиссии провели в Припяти почти трое суток. В конце концов им, как и всем остальным, кто еще не покинул город, велели перебазироваться в более безопасное место[240].

В отличие от эвакуированных 27 апреля, они понимали, что, скорее всего, покидают Припять не на три дня, а навсегда. Валентину Федуленко глубоко в душу запала сцена, которую он наблюдал по пути из эпицентра заражения. «По дороге остановились около места, где набивали песком бумажные мешки для сбрасывания в шахту реактора четвертого блока, – вспоминает он. – О чем-то беседовали руководители работ. Поразила картина, которая долго еще будет перед глазами… На фоне туманной громады станции вдали домики небольшой деревни в полукилометре от нас. За заборчиком ходит пахарь за плугом с лошадью впереди. Обрабатывает приусадебный участок. Сельская идиллия на радиоактивном поле»[241].

Прежде чем покинуть город, последние обитатели Припяти простились с Владимиром Шашенком, первой известной жертвой чернобыльской аварии. В ходе испытания турбины он следил за датчиками главных технологических систем энергоблока, когда взрывом порвало трубы с паром и кипящей водой. Около шести утра 26 апреля он умер от тяжелых ожогов. Когда Шашенка привезли в санчасть, где медсестрой работала его жена, он из последних сил просил всех держаться подальше, потому что прибыл из реакторного отделения. Автобуса, чтобы вести тело Шашенка на кладбище, атомная станция предоставить не могла. Тогда Александр Эсаулов совершил один из своих последних поступков в качестве зампреда Припятского горисполкома – реквизировал проезжавший мимо автобус и обеспечил погибшему достойные похороны[242].

Эвакуированных из Припяти членов правительственной комиссии и экспертов разместили в пионерском лагере «Сказочный», расположенном в 35 километрах южнее города. В самом лагере и в радиоактивной обстановке вокруг ничего сказочного, впрочем, не было. На следующий день после заселения членов комиссии уровень радиации на территории «Сказочного» начал расти. Но 1300 микрорентген в час он не превышал. Такой уровень считался «хорошим» в сравнении 1 рентгеном в час в самой Припяти[243].

Вслед за правительственной комиссией область радиационного заражения тянулась на юг, все ближе к Киеву.