Чернобыль: История ядерной катастрофы

Препоручив заботу о мобилизации рабочих и загрузке мешков комсомольским лидерам и представителям местной власти, генерал Антошкин вернулся к своим прямым обязанностям – координации работы вертолетчиков, которым предстояло завалить реактор мешками с песком. Еще до того как Щербина отправил его грузить песок, Антошкин с группой офицеров облетел станцию и с воздуха осмотрел разрушенный реактор. Вертолетчиков поджидали две серьезные проблемы. Во-первых, пилоту, незнакомому с расположением построек электростанции, трудно было сориентироваться и опознать реактор, который извергал из себя невидимые облака радиации, но почти уже не дымился. Кроме того, опасность представляла уцелевшая при взрыве высокая вентиляционная труба третьего и четвертого энергоблоков. Антошкин и его вертолетчики придумали, как решить эти проблемы, и проложили маршрут, по которому в последующие дни будут совершены тысячи полетов.

Вскоре с главной площади Припяти один за другим с оглушительным ревом начали подниматься вертолеты, отправляясь к расположенному в трех километрах разрушенному энергоблоку. Выйдя в заданную точку, вертолет зависал над реактором, экипаж открывал люк и вручную сбрасывал мешки. Попасть внутрь реактора было невероятно трудно: щель, не перекрытая «Еленой», плитой верхней биологической защиты, имела всего пять метров в ширину. Падая, мешки поднимали клубы радиоактивного газа и пыли, которые через открытый люк проникали в грузовую кабину вертолета. После каждого сброса уровень радиации на высоте 110 метров, с которой работали вертолеты, поднимался с 500 до 1800 рентген в час. За день вертолетчики Антошкина произвели 110 вылетов и сбросили в реактор 150 тонн песка. Это было громадное достижение, но Щербина все равно был недоволен.

Когда вечером 27 апреля абсолютно вымотанный Антошкин доложил Щербине о результатах работы, тот и не подумал поблагодарить генерала. Вместо этого председатель правительственной комиссии накричал на Антошкина с Шашариным и отстранил Шашарина от руководства погрузкой песка. Щербина требовал совершать больше вылетов и сбрасывать больше песка. В ответ на его требование украинские инженеры в считанные дни разработали специальное устройство для подвески груза, за которое к вертолету крепился парашют, наполненный мешками с песком. Благодаря этому устройству (всего их было выпущено 30 000 штук) пилот мог сбрасывать мешки, не открывая люка и не подвергаясь воздействию радиоактивного газа и пыли. Это и еще одно усовершенствование – защита кабины летчика свинцовыми листами – спасли много жизней. Тем не менее задача перед вертолетчиками стояла практически невыполнимая. Из-за того что щель, ведущая к ядру реактора, была такой узкой, внутрь попадало не больше 20 процентов сбрасываемого груза[227].

Однако самой большой проблемой была радиация. Вертолетчики не сразу, но довольно быстро – и не только благодаря дозиметрам – поняли, под какое мощное облучение они попадают в районе четвертого энергоблока. «Погода была прекрасная, светило солнце, все расцветало, возрождалось. А рядом – ворона, которая не может взлететь – обессилела, – вспоминает вертолетчик Валерий Шмаков. – Тут-то мы и поняли, что дело серьезное». У многих его сослуживцев началась рвота, у кого-то появился ядерный загар. Сам Шмаков постоянно ощущал сильную усталость – этот симптом радиоактивного поражения отмечался у многих из тех, кто оказался в Припяти сразу после взрыва. В какой-то момент Шмаков и другие вертолетчики решили, что обречены. «Когда мы уже совершали полеты над реактором и заходили на дезактивацию, где обрабатывали технику и одежду специальным составом, между собой обсуждали, что полеты действительно опасны – может, нам взять весь удар на себя, стать, так сказать, смертниками, раз мы уже ввязались в это», – вспоминал Шмаков[228].

У первых вертолетчиков, летавших к реактору, в том числе и у генерала Антошкина, не было никаких средств индивидуальной защиты. Считалось, что каждый раз вертолет зависает над кратером ядерного вулкана приблизительно на четыре минуты; за это время члены экипажа получали дозу от 20 до 80 рентген, то есть после вылета их надо было немедленно отправлять в больницу. В реальности они летали снова и снова, получая громадные дозы радиации. Полученные пилотами дозы рассчитывались исходя из радиоактивности их одежды, а не уровня радиации в воздухе над реактором. Когда в начале мая «бомбардировки» реактора прекратились, ни одного из пилотов, совершавших первые вылеты, уже не было в строю. Большинство из них проходили обследование или лежали в киевских больницах с лучевой болезнью[229].