Чернобыль: История ядерной катастрофы

Михаил Горбачев так и не взял на себя ответственность за происходившее в тот день в Киеве, но позднее признал, что проведение праздничной демонстрации было ошибкой. «Манифестации не были отменены, так как к 1 мая еще не было полной картины случившегося, – говорил он в интервью, которое дал в 2006-м, через двадцать лет после катастрофы. – Действительно, мы боялись паники – вы сами можете представить себе возможные последствия массовой паники в многомиллионном городе! Теперь ясно, что это было ошибкой»[278].

Глава 12 Зона отчуждения

Молодой сотрудник КГБ Анатолий Шумак очень вовремя ухватился за руль. Еще чуть-чуть, и микроавтобус, в котором, кроме Анатолия, ехали еще девять сотрудников КГБ, вылетел бы в кювет. Дело было вечером 1 мая. За исключением старшего группы, конечного пункта поездки никто не знал, так как задание было чрезвычайно секретным. Водитель вел микроавтобус по темным улицам Киева, следуя командам старшего: «направо… налево… прямо, снова направо…». Это так действовало на нервы, что в какой-то момент он потерял самообладание и, бросив руль, схватился руками за голову. Шумак мгновенно среагировал, перехватил руль и предотвратил аварию.

Только после этого старший группы сказал водителю, что они едут в аэропорт Борисполь принять, а затем перегнать в Чернобыль защищенный от радиоактивного излучения бронетранспортер, построенный в единственном экземпляре специально для передвижения высших руководителей страны в условиях ядерной войны. С заданием группа справилась, и к полудню 2 мая бронетранспортер уже был в Чернобыле. По слухам, на аварийную АЭС должен был приехать сам Горбачев[279].

Но Горбачев не приехал – вернее, приехал, но только почти через три года после аварии, в феврале 1989-го. Зато в день, когда Шумак с товарищами доставили в Чернобыль засекреченное транспортное средство, город посетили два ближайших помощника генерального секретаря – глава правительства Николай Рыжков и второй после Горбачева человек в ЦК партии Егор Лигачев. Утром 2 мая они прилетели в Киев, а оттуда в сопровождении Владимира Щербицкого и Александра Ляшко на вертолете полетели на АЭС. Некоторые из участников последующих событий, в том числе главный научный консультант правительственной комиссии Валерий Легасов, считали, что приезд двух московских начальников был вызван сообщениями о повышении уровня радиации[280].

Союзные руководители сначала настояли на том, чтобы демонстрация в Киеве прошла согласно заведенному порядку, а теперь прибыли оценить обстановку на месте. Они привезли с собой собственные дозиметры, но опасность, исходившую от разрушенного реактора, все равно представляли плохо. Когда вертолет подлетел к станции, Рыжков приказал пилоту снизиться и пройти над реактором. «Приборы с участившегося писка перешли на захлебывающийся сплошной вой; цифры на шкале бешено побежали», – вспоминает Ляшко, летевший вместе с Рыжковым и Лигачевым. По его словам, вертолет не был защищен от воздействия радиации; Рыжков, правда, упоминает о свинцовом листе на полу кабины. Осмотрев реактор, высшие руководители страны впервые смогли оценить масштаб разрушений, причиненных взрывом реактора. Но до полного осознания последствий катастрофы им было по-прежнему далеко[281].

В Чернобыле полномочные представители Кремля приняли участие в заседании правительственной комиссии, и только тогда до них постепенно стало доходить, с какими громадными проблемами они столкнулись. Главный докладчик, союзный министр энергетики Анатолий Майорец был полон оптимизма в отношении будущего электростанции. Предвосхищая ожидания начальства, он закончил свое выступление словами: «Мы примем все меры и к октябрю этого года запустим четвертый энергоблок, а к декабрю – пятый!» Директор АЭС Виктор Брюханов, уже отстраненный от руководства предприятием, но тем не менее присутствовавший на заседании, не поверил своим ушам. «И никто ему не сказал: „Что ж ты несешь чушь? Восстановить блок невозможно!“ – подумал он в тот момент. – Ученые-атомщики все промолчали. И я не мог слова сказать – чтобы меня не выставили с этого собрания». Главу украинского правительства Александра Ляшко сказанное Майорцем тоже неприятно поразило. Слова он брать не стал, а вместо этого тихо спросил Рыжкова: «О чем он говорит? О каких вводах может идти речь, когда десятикилометровая зона поражена радиацией недопустимого нормативами уровня?» Рыжков ничего не ответил, и заседание продолжилось[282].