Чем было вызвано такое значительное увеличение радиоактивных выбросов и к чему оно могло привести? Атомщики терялись в догадках. По одной из версий, сброшенные на реактор 5000 тонн песка, свинца, глины и бора блокировали теплообмен между активной зоной реактора и наружной атмосферой, но при этом не препятствовали притоку в реактор кислорода, который ускорял горение графита в активной зоне. Засыпку реактора с воздуха прекратили, но это не помогло. Возникли опасения, что перегретый, придавленный тяжелым грузом реактор прожжет нижнюю бетонную плиту защиты и провалится в подреакторное помещение, которое было полностью залито водой в первые часы после взрыва. Это могло привести к новому взрыву, вероятно, гораздо более мощному, чем тот, что прогремел в ночь на 26 апреля. По разным оценкам, первым взрывом из реактора выбросило от 3–4 до 50 процентов содержимого активной зоны. Если большая часть радиоактивных веществ осталась внутри и новый взрыв высвободит ее, глобальная катастрофа станет неминуемой[295]
.Пока ученые гадали, что ждать от реактора дальше, местные власти с тревогой взвешивали вероятность нового взрыва. Занятые переселением десятков тысяч человек, они тем не менее следили за состоянием реактора, ориентируясь в первую очередь на сведения о температуре в активной зоне. «Никак не могли придумать, как усмирить температуру реактора, которая росла на 100 градусов в сутки, – вспоминает Василий Синько, который присутствовал на заседаниях правительственной комиссии и понимал всю опасность сложившейся ситуации: – На момент аварии она составляла 1200 градусов. Отметка 2200 градусов была признана критической, достижения ее ни в коем случае нельзя было допустить, иначе мог прогреметь новый взрыв, в сотни раз мощнее первого. В таком случае Украина и вся Европа превратились бы в безлюдную пустыню»[296]
.О новой угрозе Синько узнал на заседании правительственной комиссии, проходившем в ночь со 2 на 3 мая. «В три часа ночи 3 мая я возвращался с заседания к себе на работу, – вспоминает он. – Мимо ехали автобусы с людьми и грузовики со скотиной; все это кричит, пищит, мычит… А я загибал пальцы: двадцать шестое апреля, двадцать седьмое, двадцать восьмое, двадцать девятое, тридцатое, первое мая, второе, третье – за это время температура реактора увеличилась на 800 градусов, и на символическом термометре уже 2000 градусов Цельсия. Значит, ужасное и непоправимое может случиться в любой момент, хотя теоретически до достижения критической точки оставалось еще два дня»[297]
.Вечером того же дня благодаря Синько несколько тысяч человек избежали лишнего воздействия радиации. Несколькими днями ранее военные навели понтонный мост через Припять для эвакуации людей и домашнего скота из районов, расположенных к северу от реки. Мост облегчал эвакуацию, но при этом нарушал обычную навигацию по реке. К 3 мая у моста скопилось несколько десятков грузовых судов. Чтобы дать им проход, председатель правительственной комиссии Борис Щербина распорядился мост временно развести. Синько понимал, что при этом на левом берегу Припяти застрянут несколько десятков автобусов с людьми и грузовиков со скотом. «Если их не переправить, люди ночь просидят в автобусах под действием радиации. А как поведет себя оголодавший скот? Обо всем этом было даже страшно подумать», – вспоминает Синько. Вместе с одним из местных партийных начальников он стал уговаривать Щербину сначала пропустить людей и скот и только потом развести мост и пропустить суда. В конце концов Щербина уступил уговорам, и у Синько отлегло от сердца[298]
.В числе эвакуированных из зоны отчуждения Чернобыльской АЭС были прихожане церкви села Красно, расположенного неподалеку от Чернобыля. Приказ об эвакуации стал полной неожиданностью для настоятеля церкви, отца Леонида, верившего не только в Бога, но и в могущество советской науки. «Мое мнение такое, – говорил он жене вскоре после аварии, – у нас сейчас наука большая – значит, все неполадки уладят». Вера отца Леонида в науку рухнула в Страстную пятницу 2 мая. В тот день около двух часов дня, во время литургии к нему подошли прихожане и сказали, что приехали люди из райкома партии и собирают всех взрослых жителей села, чтобы что-то им сообщить. Отцу Леониду пришлось прервать службу.