Чернобыль: История ядерной катастрофы

Прежде чем заняться своим здоровьем, Щербина по просьбе членов политбюро доложил им о результатах своей работы. Обнадежить партийное руководство ему было нечем. Положение складывалось крайне тяжелое. Выбросы радиоактивных частиц из реактора, сократившиеся было 2 мая, снова увеличились и стали даже более интенсивными, чем в первые часы после взрыва. Власти больше не понимали, как и что сообщать о ходе ликвидации последствий аварии, поэтому 3 мая газеты о ней не упоминали. Засыпка реактора песком и свинцом теперь представлялась бесполезной, поэтому число вертолетных вылетов было сокращено; 4 мая они полностью прекратились.

Помимо угрозы нового взрыва, существовала и другая – угроза так называемого китайского синдрома. «Китайский синдром» – название американского кинофильма, спродюсированного Майклом Дугласом, с Джеком Леммоном, Джейн Фондой и самим Дугласом в главных ролях. В США фильм вышел в марте 1979 года, советские зрители увидели его в 1981-м. Его название восходит к шутливому выражению американских ядерщиков, описывающему гипотетическое расплавление реактора, при котором раскаленное ядерное топливо прожигает Землю насквозь до самого Китая. На самом же деле, как объясняется в фильме, главная опасность заключается в том, что радиоактивное топливо достигнет уровня грунтовых вод. Топливо из разрушенного реактора Чернобыльской АЭС, по мнению некоторых ученых, могло вызвать радиоактивное заражения бассейна Днепра, а затем и Мирового океана. А это грозило катастрофой уже не регионального и даже не общеевропейского, а общемирового масштаба[306].

Кроме Щербины, Горбачев вызвал на заседание политбюро главного научного советника правительственной комиссии Валерия Легасова. Тот прилетел в Москву рано утром 5 мая и, прежде чем явиться в Кремль, успел заехать в свой институт, где его «отмыли и отчистили [от радиации], насколько это было возможно», а потом на несколько минут заскочить домой. Дома Легасов постарался утешить жену, которая очень за него переживала и несколько дней томилась неизвестностью, так как частные телефонные звонки из Чернобыля были строжайше запрещены всем без исключения. Меры безопасности, введенные КГБ для того, чтобы предотвратить утечку информации о положении на АЭС и вокруг, не мог нарушать никто – ни высокопоставленные ученые, ни простые рабочие и инженеры.

Легасов прибыл в Кремль в 10:00, и его сразу же отвели в Ореховую комнату, в которой со времен Сталина проходили заседания политбюро. Всех участников заседания занимал один вопрос: что делать дальше? Как потом вспоминал Легасов, Горбачев «сходу предупредил, что сейчас его не интересует проблема виновности и причинности аварии. Его интересует состояние дел и те необходимые мероприятия, еще дополнительные, нужные государству для того, чтобы быстрее справиться с возникшей ситуацией». По результатам обсуждения докладов политбюро приняло решение, в котором, в частности, говорилось, что «разворот и содержание проводимой в данном направлении работы еще не соответствуют масштабности и сложности задач, вызванных этой аварией». После заседания Горбачев призвал участников вернуться на свои места и продолжить работу. Но никто из них толком не понимал, что именно надо сделать, чтобы переломить ситуацию[307].

Горбачев и его советники пребывали в растерянности. Меры по ликвидации последствий взрыва больше не давали результата. Вода, которую закачивали в реактор в первые часы после аварии, затопила подреакторное пространство; в случае если бы реактор полностью разрушился или прожег бетонное основание, это могло привести к взрыву гораздо более мощному, чем первоначальный. Попытки запечатать реактор песком и свинцом, как теперь многие считали, способствовали повышению температуры в активной зоне и таким образом тоже повысили вероятность нового взрыва. Щербина одно за другим испробовал все возможные средства, но ничто не дало нужного результата. При этом он исчерпал не только имевшиеся возможности, но и запас времени, которое можно было провести в Чернобыле без чрезмерного риска для здоровья. Поэтому ему приказали вернуться в Москву на лечение.

Эстафету главного ликвидатора последствий аварии принял у Щербины Иван Силаев, пятидесятипятилетний заместитель председателя Совета министров СССР; впоследствии он возглавил правительство России, а во время августовского путча 1991 года помог Ельцину организовать оборону здания российского Верховного Совета. Спокойный, деловитый и уверенный в себе, Силаев сменил Щербину в качестве временного председателя правительственной комиссии вечером 4 мая. Но если управленцам вроде Бориса Щербины смена нашлась, то ученые оказались незаменимыми. Понимая, что без научного советника не обойтись, Силаев хотел иметь Легасова у себя под рукой. Поэтому, проведя считаные часы в столице, Легасов получил указание лететь обратно[308].