Не имея возможности повлиять на происходящее на АЭС, украинские власти старались как можно быстрее провести эвакуацию из зоны отчуждения. «3 мая из 10-километровой зоны завершена эвакуация населения (9864 человека) в Бородянский район, эвакуировано также 12 180 голов крупного рогатого скота, – говорится в справке КГБ от 4 мая. – На 4 и 5 мая намечено осуществить полную эвакуацию из тридцатикилометровой зоны». Но на деле все оказалось гораздо труднее. С расширением зоны отчуждения до 30 километров в число подлежащих эвакуации дополнительно попали около 40 000 человек. «Эвакуация проходила с огромными трудностями, – вспоминает Василий Синько. – Возникало ощущение, что идет война. Отмечались случаи паники, сумятицы, опрометчивых решений, но в основном ответственные за отправку людей из зоны вели себя выдержанно, смело и самоотверженно. Все знали, что каждый день, час, проведенные в зоне, пагубно отразятся на организме каждого»[302]
.Многие местные, как представители власти, так и простые рабочие и крестьяне, заставшие Вторую мировую войну, сравнивали эвакуацию с пережитым в военные годы, когда люди либо уходили от оккупантов на восток, либо бежали в леса, спасаясь от карательных акций, которыми немцы отвечали на вылазки партизан. Но тогда все было совсем по-другому. Тогда было понятно, что немцы – враги и что от них можно укрыться в лесу. Сейчас же опасность исходила отовсюду и прежде всего от того самого леса, который помогал выжить во время Голодомора и оккупации. Листва деревьев и прочая лесная зелень накапливала значительные объемы радиоактивных выбросов. Один из окружающих Припять лесов вскоре после аварии был прозван Рыжим: под воздействием сильного радиоактивного заражения сосновая хвоя в этом лесу окрасилась в цвет ржавчины. А название одного из окрестных сел (не входившего в зону отчуждения, но граничившего с ней) – Страхолесье – приобрело новый, зловещий смысл. Село сразу же переименовали в Зеленый Мыс, но ситуации это не изменило. В 1989 году старое название вернули.
Глава 13
Китайский синдром
Из всей обширной повестки заседания политбюро, состоявшегося 5 мая 1986 года, только отчеты о прошедших по всей стране первомайских демонстрациях могли хоть как-то порадовать Горбачева и его соратников. В остальном создавалось впечатление, что у страны повсюду враги – внутренние и внешние.
Во внешней политике ложилась тяжелым грузом на советскую экономику и наносила серьезный ущерб международной репутации СССР война в Афганистане. В то утро Горбачев объяснял членам политбюро, что военная победа невозможна, сколько бы там ни было советских солдат. Было уже понятно, что социальную революцию для афганцев осуществить не удалось, – по словам Горбачева, тут СССР с самого начала был обречен на провал. Вместо того чтобы укрепить свое «южное подбрюшье», советская империя получила зону нестабильности и международного конфликта. США значительно нарастили свое присутствие в регионе. СССР настроил против себя мусульманский мир и подтолкнул к открытым враждебным действиям Пакистан. Словом, это было полное поражение[303]
.Чернобыльская авария пробила в бюджете Советского Союза еще одну обширную брешь, при этом сильно повредив международному престижу страны и ее нового лидера. Как ни пыталась советская пропаганда внушить стране и миру, что положение нормализуется, ситуация с каждым днем только ухудшалась, и никто не понимал, что надо делать, чтобы взять ее под контроль. 5 мая председатель Совета министров Николай Рыжков получил обновленные данные о медицинских последствиях аварии. «Общее число госпитализированных, – говорилось в секретном сообщении, – достигло 2757 человек, из которых 569 детей. Из них 914 имеют признаки лучевого заболевания, из которых 18 человек находятся в очень тяжелом состоянии». Накануне речь шла о 1882 госпитализированных, то есть за сутки их число выросло более чем на 45 процентов. Среди заболевших с симптомами лучевой болезни были теперь не только пожарные, операторы станции и местные жители. На больничных койках среди прочих оказались руководящие работники – члены правительственной комиссии, командированные из Москвы, чтобы найти решение проблемы. Обратно они возвращались, не найдя решения и с пошатнувшимся здоровьем[304]
.Вечером 4 мая в московском аэропорту Внуково приземлился самолет, на борту которого находились председатель правительственной комиссии Борис Щербина и его многочисленные заместители и помощники, в том числе министры и начальники управлений. Сойдя по трапу, все пассажиры погрузились в ожидавший их автобус и направились прямиком в Клиническую больницу № 6, где проходили лечение жертвы аварии на Чернобыльской АЭС. После того как новоприбывших проверили дозиметристы, их раздели, вымыли и обрили наголо – исключение сделали только для Щербины. Большинство из них были госпитализированы для дальнейшего обследования и лечения. Решение обследовать Щербину и его людей в Москве Николай Рыжков принял за два дня до того, когда сам посещал зону аварии[305]
.