Чернобыль: История ядерной катастрофы

Как рассказывает присутствовавший на том заседании политбюро Борис Качура, первым делом Щербицкий обратился с вопросом к Ильину и Израэлю: «Нам стало известно, что мы получаем неполную информацию, и в связи с этим мы хотели бы получить от вас четкий ответ: при каких условиях и из каких зон нужно эвакуировать людей? Где они подвергаются опасности?» Московские гости отвечали уклончиво, в том смысле, что, мол, «у нас таких нет полномочий, мы не можем, ситуация динамическая, она меняется». Недовольный таким ответом, Щербицкий заявил гостям, что он получил то ли разрешение, то ли совет Михаила Сергеевича Горбачева не отпускать их, пока не дадут необходимых рекомендаций. Гости таким образом превратились в заложников.

Впоследствии Щербицкий признался помощникам, что сблефовал: Горбачев ничего не знал о его встрече с учеными. Тем не менее Ильин с Израэлем приняли его слова за чистую монету. Однако сходу ответить на заданный Щербицким вопрос они не могли, им требовалось время, чтобы все обдумать. «Им были предоставлены условия, выделена комната… и они сели вместе с нашим министром здравоохранения Романенко и начали готовить этот документ», – рассказывает Качура. В итоге они составили заявление, «в котором было четко зафиксировано, что для населения Киева и других городов Украины, которые находятся за тридцатикилометровой зоной, никакой угрозы нет и что оттуда не нужно никого эвакуировать; что надо только жестко следить за тем, откуда привозится молоко, потому что в молоке уже были радиоактивные радионуклиды»[321].

Председателя Президиума Верховного Совета Украины и члена республиканского политбюро Валентину Шевченко не удовлетворил ответ московских экспертов. «Когда зашла речь о вывозе из города детей, они закачали головами: это исключено, нет необходимости, – вспоминает она. – Я расплакалась и спросила: „А если бы в Киеве были ваши дети и внуки, вы бы их вывезли?“ Они молчали. Для нас это послужило сигналом, что детей надо вывозить». Председатель Совета министров Украины Александр Ляшко полагал, что Ильин с Израэлем «не хотели брать на себя ответственность за предлагавшиеся нами радикальные меры, так как понимали, что их осуществление потребует громадных расходов». Свое согласие они дали только на эвакуацию детей из ближайших окрестностей Чернобыльской АЭС, которых и без того оттуда уже вывозили.

В бюрократическом искусстве уклонения от ответственности украинское партийное руководство явно уступало московским экспертам. «Решать придется нам самим, – сказал Щербицкий Ляшко. – Только смотрите не допустите паники». В итоге было решено, что ученики младшей и средней школы закончат учебный год на две недели раньше, чем обычно, – 15 мая, – и сразу будут отправлены на юг в пионерские лагеря. Валентина Шевченко обзванивала по телефону коллег из других республик с просьбой принять у себя детей из Киева. Те согласились. Республиканские власти запросили у союзного руководства дополнительные поезда для вывоза детей. Москва по меньшей мере не возражала против использования составов, находившихся в УССР. Однако киевские власти получили от союзного правительства телеграмму с требованием прекратить сеять панику и отменить частичную эвакуацию[322].

Горбачева тем временем все больше беспокоило, что из-за неспособности правительственной комиссии справиться с чернобыльским кризисом радиоактивное заражение распространяется на территории зарубежных стран. «Что же там делается? Меня эта проблема очень волнует, уже имя Горбачева начинают во всем мире трепать в связи с этой аварией и, значит, поднялся массовый такой психоз в мире.

Какое там истинное положение?» – спросил он по телефону Легасова, за несколько дней до того вернувшегося в Чернобыльскую зону. Легасов ответил генеральному секретарю, что худшее, с его точки зрения, уже позади, «что в основном основные выбросы из разрушенного блока прекращены, что в настоящее время ситуация контролируемая. Масштабы загрязнений и зоны, прилегающей к Чернобыльской станции, и масштабы загрязнения всего мира в целом нам более или менее понятны». И действительно, 5 мая радиоактивные выбросы из реактора начали сокращаться – так же внезапно, как выросли за несколько дней до того. 6 мая в атмосферу было выброшено порядка 150 000 кюри, то есть в 100 раз меньше, чем накануне. Ответ Легасова Горбачева полностью удовлетворил[323].