Чернобыль: История ядерной катастрофы

Лишь некоторое время спустя Медведев осознал, что означали слова «считать людей и жизни». «Позднее я узнал, что фраза „считать жизни“ приобрела в эти дни новый смысл. На вечерних и утренних заседаниях правительственной комиссии, когда речь заходила о решении той или иной задачи – например, собрать топливо или реакторный графит возле аварийного энергоблока, пробраться в зону высокой радиации и открыть или закрыть какую-либо задвижку, – председатель правительственной комиссии И. С. Силаев говорил: – На это надо положить две-три жизни… А на это – одну жизнь…» За две недели, прошедших после аварии, все постепенно привыкли к суровой правде: планируя любые работы, необходимо брать в расчет не только минуты и часы, которые люди проведут в условиях высокой радиации, но и во сколько жизней эти работы обойдутся. Жизни руководителей тоже подвергались смертельной угрозе. Так, Легасов получил изрядную дозу радиации, но вместо того, чтобы лечиться в Москве, возвратился в Чернобыль. Велихов, который прибыл обратно в Чернобыль через пару дней после Легасова, имел усталый и болезненный вид – он получил 50 рентген, что вдвое превышало предельно допустимую дозу. Но все понимали, что выбирать не приходится. Что только жертвуя собой и другими можно подчинить себе взбунтовавшегося ядерного монстра. Первым делом – решение поставленной задачи, а счет жизней – это уже потом[327].

В Советском Союзе их прозвали «ликвидаторами» – эти сотни тысяч человек, в основном мужчин, собранных государством для «ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС». Тех, кто выполнял самую опасную работу по уборке радиоактивного мусора, называли «биороботами». Всего по партийной линии, через министерства и ведомства, а главным образом за счет резерва Советской армии для работ по расчистке и дезактивации пораженных аварией объектов и территорий было мобилизовано почти 600 000 человек. Не умея должным образом обеспечить безопасность объектов ядерной энергетики, авторитарный советский режим в лучшем виде справился с мобилизацией ресурсов для ликвидации последствий катастрофы.

«Все идет организованно, достаточно одного телефонного звонка – и решение принято, – говорил Велихов корреспонденту газеты „Правда“. – Раньше на согласование уходили месяцы, а теперь достаточно ночи, чтобы решить практически любую проблему. Нет ни одного человека, кто бы отказывался от работы. Все действуют самоотверженно». Выступая по Центральному телевидению вместе с другими участниками ликвидации, Легасов горячо одобрил новые правила игры, благодаря которым ученым и инженерам можно было не согласовывать каждое слово с вышестоящими инстанциями. Чтобы не допустить новой, возможно, гораздо более убийственной катастрофы, принимать решения приходилось быстро и так же быстро проводить их в жизнь. «Никогда не было такой четкой работы, как тогда», – вспоминает секретарь ЦК Компартии Украины Борис Качура[328].

Мобилизация рабочей силы и материальных ресурсов шла по всему Советскому Союзу. Оперативный центр организации работ по ликвидации последствий аварии находился в Украине; Москва, где были сосредоточены рычаги управления командной экономикой, обеспечивала его необходимыми средствами. Газеты наперебой публиковали заметки о героизме пожарных и успехах в обезвреживании источников радиации. Часто упоминалась в них и хваленая советская «дружба народов». «Святой у нас принцип – один за всех, все за одного, – приводит „Правда“ слова Дмитрия Журавлева, одного из первых ликвидаторов, участвовавшего в наведении понтонного моста через Припять. – Святой закон братства. Рядом с нами работают специалисты, приехавшие сюда из Белоруссии. В центре городка я встречал людей из Москвы, Ленинграда, других городов нашей Родины. Все хотят помочь Украине быстрее ликвидировать беду, случившуюся здесь»[329].

И даже если ученые не всегда до конца понимали, что и как следует делать, людей для отправки в самое опасное на планете место всегда было в избытке. Человеческий ресурс был, пожалуй, единственным неистощимым ресурсом из всех, какими располагал Советский Союз. Первыми в пекло ядерной катастрофы были брошены военные. Пожарные, сражавшиеся с радиоактивным пожаром, состояли на действительной воинской службе во внутренних войсках. Вертолеты пилотировали офицеры военно-воздушных сил, военнослужащие химических войск принадлежали к сухопутным войскам. В последней категории в первое время абсолютное большинство составляли призывники, мальчишки восемнадцати-двадцати лет.