Чернобыль: История ядерной катастрофы

9 мая Горбачев позвонил Щербицкому и поинтересовался положением дел в Киеве. В первую очередь генсека интересовало все, что касалось предполагаемой эвакуации. Желая перестраховаться, Щербицкий ответил Горбачеву: «Валентина Семеновна [Шевченко] подняла панику, и мы все ей поддались». Для мачистской культуры советского руководства свалить все на женщину было в порядке вещей. Когда Щербицкий рассказал Шевченко о звонке Горбачева, она спросила со слезами на глазах, что же теперь делать. «Вывозить, – ответил Щербицкий. – За детей никто не накажет». По плану республиканского руководства из Киева и окрестностей до конца мая предстояло эвакуировать 986 000 детей. Власти хотели таким образом прекратить хаотическое бегство из города родителей с детьми. Поэтому на торжественных мероприятиях, посвященных празднованию Дня Победы, Щербицкий появился в центре Киева вместе со своим внуком. Власти решили показать киевлянам: раз уж первое лицо республики не увозит внука из города, значит детям в Киеве, скорее всего, ничего не угрожает[324].

9 мая в иванковской штаб-квартире правительственной комиссии Валерий Легасов собирался отпраздновать День Победы. Настроение у него было хорошее, последние известия со станции обнадеживали: накануне из-под реактора было выкачано несколько тысяч тонн воды, уровень радиации продолжал снижаться. Как вспоминает Виталий Масол, в эти дни «над реактором вспыхнуло пламя, а потом появилось розовое зарево». Но Легасов, облетев реактор на вертолете, убедился, что он спокоен – скорее всего, догорали остатки обвалившегося внутрь графита. Однако 9 мая внутри четвертого блока «было обнаружено небольшое, но ярко светящееся малиновое пятно… что говорило о том, что температура высокая там еще имеет место». Было решено срочно забросить в жерло реактора еще 80 тонн свинца, и только после этого свечение прекратилось. День Победы – праздник, который в те дни приобрел для многих особый смысл, – Легасову и его коллегам удалось отметить только 10 мая[325].

Однако, в отличие от победителей во Второй мировой войне, ликвидаторам последствий Чернобыльской аварии праздновать было рано. Они никак не контролировали процессы, происходившие в реакторе. Никто не понимал, почему радиоактивные выбросы сократились. Позднее были выдвинуты три возможных объяснения: после рекордных выбросов продуктов деления 4 и 5 мая их количество в реакторе резко сократилось, что привело к снижению температуры внутри реактора; за эти два дня из реактора был выброшен весь объем летучих радионуклидов, из-за чего в последующие дни уровень радиации снизился; повышение температуры реактора привело к расплавлению топливных элементов, ядерное топливо в расплавленном состоянии протекло в подреакторные помещения и там застыло в условиях низкой температуры, созданной благодаря закачке жидкого азота. Только в третьем случае внезапное улучшение обстановки на станции можно было поставить в заслугу ликвидаторам – ученым, инженерам и рабочим[326].

Академик Евгений Велихов и значительное число его коллег по-прежнему не исключали возможности китайского синдрома. Они считали, что реактор все еще может проплавить себе путь к грунтовым водам. Чтобы это предотвратить, необходимо было как можно скорее заморозить почву под реактором.

Глава 14 Считать жизни

9 мая в штаб-квартиру правительственной комиссии в Иванкове, где Валерий Легасов и Евгений Велихов обсуждали с министром энергетики Анатолием Майорцем способы обуздать реактор, прибыл из Москвы еще один специалист. Сотрудник Министерства энергетики Григорий Медведев в начале 1970-х был заместителем главного инженера первого энергоблока Чернобыльской АЭС и снова побывал на станции за несколько недель до аварии.

Сейчас Медведев приехал для того, чтобы помочь коллегам справиться с поврежденным реактором – и был глубоко поражен многим из того, что застал в Чернобыльской зоне. Прежде всего, ему показалось ненормальным, что ученым приходится убеждать Майорца взять на себя ответственность за происходящее на станции, находящейся в ведении его министерства. Через две недели после взрыва было совершенно непонятно, как именно структурирована работа по преодолению его катастрофических последствий. Вернее говоря, она вообще не была структурирована, а правительственная комиссия выполняла роль пожарной команды, мечущейся с одного участка на другой. «Здесь работают сейчас десятки министерств, – говорил Майорец Велихову. – Минэнерго не в состоянии объединять всех». Велихов не соглашался с министром, считая, что Майорец должен взять на себя ответственность за координацию усилий, предпринимаемых другими министерствами. «Чернобыльская АЭС – ваша станция, – настаивал Велихов. – Сегодня, Анатолий Иванович, надо считать людей, жизни считать…»