Чернобыль: История ядерной катастрофы

Василий Игнатенко умер 13 мая. В тот же день на московском Митинском кладбище в запаянных цинковых гробах похоронили пожарных Владимира Правика и Виктора Кибенка. Их тела обернули полиэтиленом, уложили в деревянные гробы, которые, также обернув полиэтиленом, поместили в большие цинковые. После этого гробы опустили в глубокие могилы и сверху накрыли бетонными плитами. Родственникам объяснили, что тела слишком радиоактивные и поэтому забрать их, чтобы похоронить в другом месте, нельзя. Всем им дали подписать бумаги, что они согласны похоронить своих родных так, как посчитало нужным государство. Их убеждали, что погибшие – герои и больше не принадлежат своим семьям: их бренные останки – достояние государства, которое и будет решать, как с ними поступить и какие им воздать почести.

Василия Игнатенко хоронили в условиях повышенной секретности. И на сей раз власти опасались не столько радиации, сколько распространения информации о том, что люди умирают от лучевой болезни. Автобус с гробом Игнатенко и его родными по распоряжению находившегося в нем полковника несколько часов кружил по Москве. Когда катафалк наконец подъехал к кладбищу, полковнику передали по рации: «На кладбище въезд не разрешаем. Кладбище атакуют иностранные корреспонденты. Еще подождите». Не в силах больше сдерживать чувства, Людмила воскликнула: «Почему моего мужа надо прятать? Он – кто? Убийца? Преступник?» Тогда полковник запросил по рации свое начальство: «Разрешите следовать на кладбище. С женой истерика». После этого автобус пропустили в ворота. На кладбище похоронную процессию со всех сторон окружили солдаты. «Шли под конвоем, – рассказывает Людмила. – И гроб несли под конвоем. Никого не пустили попрощаться… Одни родственники… Засыпали моментально. „Быстро! Быстро!“ – командовал офицер. Даже не дали гроб обнять. И – сразу в автобусы…»[342]

Сведения о гибели пожарных не должны были попасть в руки иностранных корреспондентов и через них дойти до широких слоев советского населения. Между тем отсчет погибших только начинался. За несколько следующих месяцев от лучевой болезни умерли двадцать восемь человек. Спустя месяцы и годы люди будут продолжать умирать от болезней, связанных с воздействием высоких доз радиации. Каждый из почти 600 000 ликвидаторов получил в среднем по 12 бэр – это в 120 раз больше годовой дозы, безопасной с точки зрения Международной комиссии по радиологической защите. В последующие десятилетия показатели смертности и инвалидности среди ликвидаторов были значительно выше, чем в среднем у населения страны[343].

Часть V Подведение итогов

Глава 15 Словесные войны

14 мая, через восемнадцать дней после аварии, Горбачев наконец-то прервал молчание и с экрана телевизора обратился к стране: «Добрый вечер, товарищи! Все вы знаете, недавно нас постигла беда – авария на Чернобыльской атомной электростанции». Он не назвал сограждан «братьями и сестрами», как Сталин после вторжения Германии в Советский Союз в 1941 году, но говоря, что беда постигла «нас», то есть всех граждан страны, он апеллировал к духу единства и доверия между правителями и подданными. Однако если он и существовал когда-то в Советском Союзе, то теперь, после того как власти попытались скрыть правду о Чернобыльской аварии, уж точно был подорван.

Горбачев явно считал, что правитель не обязан говорить народу правду. «Мы впервые реально столкнулись с такой грозной силой, какой является ядерная энергия, вышедшая из-под контроля», – заявил он, продолжая следовать официальной политике умолчания о Кыштымской катастрофе 1957 года. В то же время Горбачев не кривил душой, когда уверял телезрителей, что власти делают все возможное, чтобы справиться с последствиями катастрофы, и что работа ведется в круглосуточном режиме. Он впервые привел самые точные на тот момент цифры пострадавших – двое погибли в день аварии; 299 человек госпитализированы с лучевой болезнью, семеро из них умерли. По имени были названы только погибшие в первый день Владимир Шашенок и Валерий Ходемчук.

Горбачев утверждал, будто население пораженных радиацией районов власти эвакуировали чрезвычайно быстро и организованно. «Как только мы получили надежную первоначальную информацию, она стала достоянием советских людей, была направлена по дипломатическим каналам правительствам зарубежных стран», – заявил он. Представители советского руководства потом часто будут приводить эти слова в собственное оправдание. Но выражение «надежная информация» можно понимать по-разному. Очевидно, что для Горбачева оно означало одно, а для жителей Припяти и Киева, а также для иностранных правительств – совсем другое.