Черноглазая (СИ)

Два дня проходят за уборкой дома и перебиранием в вещей. Мелек было сложно ― она не знала, какие вещи из той жизни взять в ту, которой собиралась жить. Она разделяет вещи на две стопки ― то, что останется здесь, и то, что она возьмет с собой. Было не так уже и сложно, как ей казалось.

Вещи матери остаются в этом старом доме, как и почти все вещи быта, которые были в доме. Прялка, посуда ― с собой Мелексима берет одни единственные полотенце, которое бабушка вышивала сама. Прикасаясь к аккуратному узору, она прикрывает глаза. Подносит ткань к носу и глубоко вдыхает.

― Как красиво, ― говорит Мелексима, смотря на то, как из-под иголки в умелых бабушкиных руках появляется узор. Дэлбээ улыбается. ― Это будут цветы?

― Да, Мелексима, цветы. Я вышиваю гортензии, они очень красивые. Это были те цветы, которые подарил мне твой дедушка впервые.

― А сделай на следующем полотенце… ― Мелексима задумалась, и бабушка с улыбкой ждала решение внучки. ― Птиц! Вышей птиц!

Дэлбээ рассмеялась.

― А может, я научу тебя вышивать, маленькая всадница? ― рассмеялась женщина и, отложив шитье схватила внучку за талию и принялась щекотать. Мелексима радостно смеялась, а потом вывернулась и побежала к дедушке, который зашел в дом. Девочка в свои семь едва доходила ему до пояса. Она, смеясь, прячется за Ганбаатара.

Забирает почти все украшения бабушки и рассматривает вещи дедушки ― монгольская и русская одежда, один-единственный тяжёлый оберег. Ганбаатар не был суеверным, однако амулет был подарком его матери и бережно им хранился, даже если мужчина и не верил в мистические свойства вещицы. Его Мелексима спрятала на самое дно своей сумки ― Субэдэй сказал, что она может взять все, что посчитает нужным, и в случае чего должна прислать весточку, чтобы ей помогли с перевозкой вещей.

То, что не взяла с собой, Мелексима убрала в тяжелые сундуки. Она металась между желаниями взять как можно больше и не тянуть то, что одним видом причиняло боль воспоминаний.

Собственно, три дня ― много. В начала третьего Мелексима уже не знала, чем заняться. Она давала корм коню, когда посмотрела на небольшое поле, что располагалась рядом с лесом. Сейчас была весна, и поле уже начало «зеленеть» ― появлялись первые травинки, кое-где росли подснежники. Мелексима направилась прогуляться, чтобы хоть как-то скоротать время. Она не хотела возвращаться раньше срока, потом что…

Девушка с тоской обернулась на родной дом. Без родных он становился холодным и пустым, но все равно, это был ее дом, ее воспоминая, ее семья. Покинуть его сейчас казалось побегом, а бежать Мелексима не хотела. Хотелось, как можно дольше продлить время в холоде, который царил в доме, и тепле, которые дарил этот же дом.

― Разлилася разлилась речка быстрая,

Разлилася разлилась речка быстрая.

Серы камушки - это ж глазки мои, ― пела Дэлбээ, сидя на траве и плетя венок из ромашек. Мелексима сидела рядом и тоже пыталась собрать что-то из цветов, которые сама же и нарвала минут десять назад. Чуть дальше дедушка занимался подковами для лошадей ― несмотря на отсутствие одной руки, монгол по-прежнему делал многие дела, требующие физической силы. Ганбаатар был для маленькой внучки настоящим примером для подражания, примером силы воли и выносливости.

― У меня не получается, ― расстроенно кинула Мелексима, отбрасывая испорченный венок. Женщина замолчала и посмотрела на расстроенную внучку. Тепло улыбнулась и потрепала надутую девочку по волосам.

― Попробуй еще раз, ― сказала Дэлбээ, откладывая собственную работу. Она подсела ближе к черноглазой и взяла несколько цветов. ― Смотри еще раз, внимательно. Ты никогда не должна бросать то, что начала. Не получается ― возвращайся к началу, ищи ошибку, пробуй снова, но никогда не опускай руки. Ясно?

― Ясно, ― смиренно произнесла малышка.

― Серы камушки - это ж глазки мои.

Шелковая трава - это ж волос мой,

Шелковая трава - это ж волос мой.

А речная вода - это ж кровь моя, ― пропела Мелексима, останавливаясь в поле, смотря под то дерево, где сидели они с бабушкой. Это было просто невозможно. Девушка резко развернулась и практически побежала обратно в дом. Заперев дверь, она подлетела к кровати и, рухнув на нее, зарыдала. Едва ли не завыла, обливаясь слезами и громко рыдая.

Было физически больно от воспоминаний. Ими полнился каждый уголок этого дома, который в один момент стал таким ненавистным, одновременно оставаясь таким любимым. Мелексима плакала, не сдерживаясь себя, даже не пытаясь успокоиться. Она так долго была сильной, что теперь просто переломилась ― быстро и тихо, выпуская со слезами всю боль, обиду, любовь что таились в ее хрупком сердце. Это могло убить ее или, если она переживет, сделать еще сильнее.

Мелек нужен был выход. Пожалуй, вот причина, по которой она так рвалась домой ― тут никто не мог увидеть ее слабости, кроме знакомых вещей. Все, что копилось в девушке эти месяцы нашло выход, и Мелек стало легче.

Опустошённая, черноглазая засыпает.

***