ЧЕРНОКНИЖНИК

нарушается он тогда, сладкая моя, когда наши хомячки беспокоятся и разбегаются, или

жалуются шээлитам, которые сейчас как раз сидят тут, неподалеку, — сладость пропала, и

каждое новое слово Йонгана звучало все резче, — а шээлиты приходят и вставляют в твою

упругую   белую   попку   здоровенный   осиновый   кол.   Вот   что   такое   нарушенный

экологический баланс, моя рыбонька, — он с отвращением оглядел четверых Детей. —

Разговор окончен. Того, что вы принесли, нам хватит на неделю. Понятно?

— Конечно, Отец, — сквозь зубы произнес Канье, опустив глаза. — Конечно, Отец,

все будет так, как вы скажите.

Ужин   начался   в   молчании.   Эльга   мысленно   молилась,   чтобы   хозяева   замка   не

принялись вцепляться друг другу в глотки прямо здесь и сейчас. Точнее — она хотела

помолиться,   но   произнеся   «Господи!..»,   осеклась   и   испуганно   оглянулась   —   молитва

Владыке Света, пусть даже и мысленная, за одним столом с такой кампанией была не

самой лучшей идеей. Тем не менее, драки не случилось — старый Шабрез держал семью в

ежовых   рукавицах,   и   всерьез   перечить   ему   никто   не   смел.   Обстановка   потихоньку

разряжалась. Музыканты, как заведенные, играли одну мелодию за другой, без перерыва.

Йонган Шабрез вел непринужденную беседу с Уиларом, которому вообще уделял гораздо

больше внимания, чем собственным Детям, всем четверым вместе взятым.

— Налить тебе вина? — во время одной из пауз в разговоре предложил Эльге Уилар.

— А это вино? — спросила она, с подозрением рассматривая бутыль с какой-то

темно-красной жидкостью.

Уилар   кивнул   и   разлил   жидкость   по   кубкам.   Кровь,   впрочем,   на   столе   тоже

присутствовала — но не в бутылках, а в кувшинах. Кровь была еще совсем свежей —

когда Эльга садилась за стол, она заметила, что над кувшинами поднимается пар.

В это время принесли заказанное Уиларом жаркое. Эльгу едва не вырвало, когда он

взял в руки нож и вилку, и, рассуждая на какую-то отвлеченную тему, принялся за еду.

Когда   тема   иссякла,   Уилар   рассказал,   при   каких   обстоятельствах   впервые   попробовал

человеческое мясо.

— …Я употребляю его очень редко, — сказал чернокнижник. — И уж никогда — до

сегодняшнего дня — не рассматривал его просто как пищу. Обычно каннибализм, как и

любое   другое   противоестественное   действие,   используется   в   разного   рода   магических

процедурах   для   того,   чтобы   разрушить   те   самые   пределы   «естественного»,   которые

определяют то, что мы есть, нашу природу…

— А, — кивнул граф, — так вы были на востоке?

— Да, именно там я и попробовал его впервые, — кивнул Уилар. — Это было лет

двадцать назад, когда мы путешествовали вместе с Сезатом Сеот-ко…

— Кто это?

— Мастер Проклятий.

— О! — граф покачал головой. — Они еще остались? Поразительно. Даже семьсот

лет тому назад не так-то просто было найти кого-нибудь из их маленького Ордена. Сейчас

же, мне казалось…

— Сезат был одним из последних. — Уилар вздохнул. — К сожалению, его тоже

убили на Лайфеклике…

— Возмутительно! Такого редкого специалиста…

— Полностью с вами согласен, — сказал Уилар. — Вдобавок, он был моим другом,

так   что   его   смерть   мне   неприятна   вдвойне…   Правда,   в   то   время,   когда   мы   с   ним

путешествовали по удивительному востоку, он был еще только подмастерьем. Так вот, в

качестве   обмена   опытом,   он   научил   меня   прелюбопытнейшей   процедуре,   давно

практикуемой   в   их   Ордене.   Вяленое   человеческое   мясо   использовалось   ими   для   того,

чтобы погружаться в мир мертвых…

Дальше   Уилар   перешел   к   технической   стороне   обряда,   и   Эльга   перестала   его

слушать.   Ей   еще   никогда   не   было   так   мерзко.   Эта   непринужденная   беседа,   этот

омерзительный   обед   были  во  сто   крат   хуже   даже   того,   что   они  сделали  в   Эвардовом

аббатстве или в Альфхейме, когда Уилар осквернил источник, а голоса прокляли их обоих.

Вместе с тем, она не воспринимала происходящее так, как восприняла бы еще месяц назад.

За   время   путешествия   в   ней   появился   какой-то   внутренний   стержень.   Она   научилась

защищать себя, возводить стены между средоточьем своей души и окружающим миром.

Она по-прежнему считала зло злом, а мерзость — мерзостью, но теперь она обнаружила,

что умеет отстраняться от собственных чувств. Одну ее часть мутило от того, что она

видела и слышала, другая же часть холодно и бесстрастно следила за происходящим. В

общем-то, было неплохо контролировать свои эмоции, быть всегда (или хотя бы иногда)

такой же уверенной в своих действиях, как Уилар Бергон, но Эльгу беспокоило то, с какой

стремительностью развивается в ней это холодное, безжалостное «я». Что, если оно будет

развиваться   и   дальше?   Не   исчезнет   ли   в   какой-то   момент   прежняя   Эльга,   способная

любить, верить и сострадать?

Она вдруг поняла, что у нее что-то спрашивают. Подняла голову. Кресла справа от

нее   были   пусты  —   Уилар   и  Найза   уже   кружились   в  вальсе.   Канье   наклонялся   к   ней,