Чернокнижник (СИ)

— Да, не похож, — улыбнулся Комментатор; налил мне еще: — Ладно, Боря, давай выпьем. А то ты и на себя не очень похож…

…Коньяк — бутылка за бутылкой — возникал из ниоткуда; после второй в голову начал заползать сизый густой туман. Комментатор же не пьянел вовсе — только говорить стал быстрей. Говорил он много, я слушал, соглашался, спорил, кивал, жестикулировал. Ближе к ночи удивился — а почему посетителей нет? Он успокоил: да что ты, давно уже закрыл все и табличку повесил. Сколько времени прошло? Я не знал. Уснули мы там же, в каморке — Комментатор, как фокусник, вынул откуда-то матрас для меня, а сам то ли улегся на пол, то ли спал сидя, то ли не спал вовсе. Около девяти он разбудил меня, отправил умываться — дико болела голова. Володя понажимал пальцами на какие-то «точки» — отпустило. Я выпил чаю, собрался. Напоследок вспомнил — важное, еще вчера хотел спросить, пока не напился.

— Володя, а можешь найти его портрет? В смысле — Мора?..

Проницательные китайские глазки не отрывались от моего лица — точно мерку он снимал, дотрагивался до лба, носа, подбородка — только не пальцами, а цепким взглядом. Потом кивнул, зачем-то выдвинул ящик, не глядя пошарил рукой. Достал.

— На, забирай. Это репродукция известного портрета Ганса Гольбейна.

— Какой Гольбейн, друг? Мне Мор нужен.

— Так это Мор, Боря, — терпеливо пояснил Комментатор. — А Гольбейн — это художник, который Мора рисовал.

— А-а-а… Понятно.

Почему-то стараясь не глянуть ненароком на портрет (обычный лист глянцевой бумаги — из журнала какого-нибудь, наверное, выдрал; интересно — давно он у него лежал? И — зачем?), я сунул репродукцию в черный полиэтиленовый пакет и поехал домой.

Глава 8. Отважная попытка

Апрель — май 1995 года.

…Попутку я поймал быстро. Редкое везение; машин на дороге почти не было — выходной, утро, Москва отдыхала. Маленький, шустрый водитель что-то быстро говорил о погоде, о гадах-гаишниках, о правительстве — я не слушал, неопределенным мычанием подтверждая участие в разговоре. Вдруг накатила на меня абсолютная слабость. Так было однажды в тюрьме, когда вдруг позвали к телефону, а ноги не шли, потому что я уже понял, что услышу: два дня назад умерла мать.

Не то чтобы тошнило или укачивало — нет, после Володиных манипуляций голова была на удивление ясной, но нутром, каждой порой я чувствовал задыхающийся страх. Слишком быстро ехал чернявый, слишком резко рулил. Визг тормозов — на светофоре. Постояли — тронулись. Рядом — близко, угрожающе близко — автобус. Сердце билось, рвалось из грудной клетки, вспотели руки. Картины аварий — одна другой страшнее — проносились в башке. Черт возьми, что же такое? — никогда я не боялся ездить. Глянул на спидометр — да нет, и скорость-то нормальная — восемьдесят, маловато даже для полупустой дороги. Поворот, еще один, крутой, сильный — прикрыл глаза, сжал челюсти, вонзил ногти в ладонь. Не помогало — паника охватывала все тело, натягивала нервы, напрягала мышцы, до костей пробирала. Господи, дай доехать до дому, ведь там у меня Жулик — пес мой некормленый.

Бог услышал — через несколько минут шустрик затормозил у моего дома. Я протянул ему бумажку, полтинник баков — вытаращил глаза, переспросил. Махнул рукой — забирай, твое. Он обрадовано затряс головой, резво рванул с места и просигналил на прощание. А я на ватных ногах побрел к подъезду многоэтажки…

(…Многоэтажный дом… Представь его себе, Боря. — Представил. Много клеток одно- и двухкомнатных. — Вот-вот, правильно. А теперь дальше представляй: ты живешь в своей квартире. Это — твой мир, твоя Вселенная. Об остальных квартирах ты вообще не знаешь — может, слышал когда-нибудь, но привык считать вздором. А между тем — они есть. Существуют. Но проблема в том, что увидеть и убедиться мы все равно не можем. Не знаем способа выйти из собственной клетки, открыть дверь. Многие этот способ годами ищут — а тебе он, считай, даром достался. Ты смог заглянуть в иной мир. Понял? — Да понял, понял. То есть, получается, когда меня глючит — это вроде как соседи сверху стучат…)

Пес обрадовался, завилял хвостом. Покормил его, спустился опять на улицу. Пока Жулик с жуликоватым видом делал свои песьи дела, закурил. Чем-то надо было занять себя — может, книги разобрать? Уже штук сто, не меньше, скопилось в квартире — валялись на антресолях; что-то пробовал читать, но бросал: для иностранщины не хватало знания языков, а наши казались жутко занудными. Выгрести дорогостоящую макулатуру, сложить кучками аккуратно, отсортировать…

Домой Жулик возвращался неохотно: добежит до верхнего пролета, вернется назад, поднимет голову — глянет на меня: мол, может, передумаешь? Может, еще погуляем? Но мной овладела деятельная лихорадка — решил устроить генеральную уборку; и, кстати, пальто давно пора в химчистку отнести; а потом — душ; и вечером — в казино.

(Казино… А вот интересно: Томас Мор ходил в казино? Ладно — не было, допустим… А что было? Кости. Точно — кости. Играл или воздерживался? Что за бред…).