Чернозём

Очищение через страдания, как шептали гонимые по её просторам священники и писательское племя. Земля уже чувствовала в себе новые арийские кости, слишком уж белые и гордые, которые ещё придётся наказать и поставить в угол. Возможно, всё закончится уже этим летом, и от неё никто не уйдёт обиженным.

Вдалеке раздался шум моторов - это приближалась новая немецкая колонна, и Земля приподнялась, распростёрла синие объятия, чтобы проглотить и её. Она делала это неоднократно, снова и снова, раз за разом, пока солнце не село за горизонт. А когда светило вновь взошло - то всё ещё раз повторилось. А потом ещё. И - ещё.

Да, земля хорошо запомнила тот жаркий июньский день.

***

Утро с трудом продралось сквозь листву. По телу гулял Дед Мороз, и знобило так, что зубы могли подрабатывать кастаньетами. Но солнышко и тепло, идущее от деревьев, быстро привели меня в порядок. С наслаждением я присосался к чайнику и кое-как умылся. Одежда пропиталась липким потом, и от меня нестерпимо разило первородным мужским духом, высвобожденным мухоморами.

- Балда ты, - без злобы говорит Сырок, - наверняка и простудишься ещё.

Он уверено вёл нас вдоль болота, которое не было таким страшным и пугающим, как вчера. Топь безразлично квакала и стрекотала так, как будто ей не было до меня никакого дела. Вполне возможно, что увиденное ночью было не более чем галлюцинацией впечатлительного горожанина. По-крайней мере хотелось так думать. Мы входили в сгущающееся редколесье. Иногда попадались багровые сосны. Они текли смолой при одном лишь нашем виде, и когда я мельком прикасался к ним, то чувствовал, как под корой пульсирует тугая древесная плоть.

Пейзаж наталкивал на откровения:

- Я вот тебе вчера соврал, что ничего не увидел.

Сырок промычал что-то в ответ.

- Тебе неинтересно?

Он отвечает:

- Вот Леонид Андреев - это интересно, а твои книжные пересказы скорей всего унылы почти также, как современная русская литература.

Тогда я не выдержал и как на духу рассказал события вчерашней ночи. И про менструальную луну, мавочный шабаш, горе-водяного, ведущего философские разговоры, русалок, которые хотели утащить меня на дно. Сырок, выслушав мухоморную исповедь, учтиво интересуется:

- Ну ты с козырей зашёл! А кикимору не видел?

Я старательно попытался вспомнить таковую, но отрицательно покачал головой. Тогда Сырок назидательно сказал:

- Вот, не видел, а многие люди видели кикимор. Особенно их много среди кондукторов, продавцов, работников почты. То-то же.

- Не веришь мне, значит?

Он пожимает мощными плечами:

- На самом деле верю. Приходиться верить. Верю в призраков, Бога, пришельцев, кикимор. И тебе верю, не переживай. Более того, верю даже писателям.

И зачем я решил рассказать про свой опыт этому безучастному ко всему человеку? Уже больше для себя говорю:

- А ещё там был утопленник. Мне ещё показалось, что он страшно на твоего друга похож.

- Тот, что на кладбище? - неожиданно прорычал компаньон, - Кого разыскивали? Ты его имеешь в виду что ли?

- Да. Ну, вот если ты такой хтонический, как усы Ницше, то он солярный, как усы Дали.

- Ах, как интересно! Лучше говори - что с ним?

Мне стало неловко, и я пробурчал:

- Ну, мне привиделось, что он утонул в болоте, и теперь учит местного водяного французской философии.

Лесная борода нахмурилась и осмотрела меня с головы до ног:

- Что же, а вот в это охотно поверю. Он мог и утонуть, потому что остановиться никогда не желал. Всё ему вперёд влекло. Впрочем - плевать на него, хотя мы с ним здесь когда-то уже были.

Он ещё немного смотрит на меня и добавляет:

- Впрочем, это не отменяет того, что ты сумасшедший.

Сырок привёл меня к перелеску, где чахлые деревья дёргались, как припадочные, а пресмыкающиеся сосны почти ползли по земле. Над редкими деревьями царственно склонил голову красавец-дуб, но его скромное величие лишь усиливало чувство, что я пришёл на кладбище.

- И как мы узнаем, где копать?

Бородач пожал плечами:

- Это для лошков. Надо чувствовать.

- Как же ты почувствуешь?

- А это как у Блока. Помню, он писал, что люди-то крошечные, а земля громадная, и хватит самой небольшой полянки, чтобы похоронить целую армию.

Копатель стал внимательно обходить полянку, поросшую жёсткой травой в которой он то и дело водил носком ботинка. Наконец Сырок удовлетворённо хмыкнул: