Чернозём

- Нам здесь подсказки оставили. Смотри, в траве кое-где колышки забиты. Это наш знакомый разведку делал, когда с металлоискателем сюда приезжал. Наметил на потом места, где копать прежде чем, как ты говоришь... утонуть. Тут какая-то советская армия отступала и по пути бросала всё, что мешало бежать. Мины, пулеметы, оружие всякое.

- Какая армия?

- Точно не знаю. Это тебе надо у него в болоте спросить. Лучше бери лопату, выбирай себе квадратный метр вокруг какого-нибудь колышка и копай, дружок, копай!

- Так просто, - протянул я, - просто брать лопату и копать?

- А то! Всё уже придумано до нас!

Штык лопаты с сомнением поковырял колышек:

- А не знаешь, как не подорваться на этом деле? Я-то впервые копаю.

Сырок ухмыльнулся:

- О, значит мы коллеги! Никогда до этого не занимался чёрной археологией. Авось пронесёт, - он снова поднимает голову, - авось может! Авось всё может... а если нет, то это отличный шанс выиграть спор с твоими друзьями!

Ничего не предвещало беды, и мой суеверный страх перед безгласной почвой был, наверное, просто лёгкой формой психического расстройства. Как-никак, я слишком много пережил за последнее время. Лопата туго преодолевала сопротивление земли, выворачивая наружу её тёмные внутренности. Невдалеке непринуждённо копал Сырок. Он как-то быстро и чуть ли не специально забыл о своём товарище, а ведь он так трепетно к нему относился! Если Сырок так безучастно отнёсся к исчезновению близкого человека, то если меня разорвёт на части он и вовсе не пошевелится. За такими мыслями через пять-шесть штыков меня всё-таки пронесло. Последнее, что отчётливо относилось к реальности, так это анекдот Сырка:

- Иностранец спрашивает у русского: "Зачем вам столько земли, всё равно ведь облагородить её не можете. А русский ему и отвечает: "Это для того, чтобы было куда вас складывать".

Я вздрогнул и сказал:

- Да нет, это для того, чтобы нас было куда складывать.

А потом зашумели злые сосны, и ржавая земля, переболевшая сифилисом, вцепилась корнями в мою лопату. Не удержавшись, я рухнул в выкопанную мной же яму. В ней пахло угольной тюрей, и было влажно, как в женском влагалище. Сверху, выбив небу голубые зубы, протянулась рука.

- Спасибо, что-то я упал...

Поляна была полна людей. Они были измяты и засолены, будто старая колода карт. Серо-желтые гимнастёрки, над которыми - небритые голодные лица. На звяканье винтовочного цевья весело откликались лесные птицы. Неприятно пахло горьким мужским потом и порохом.

- Чего встал? Помогай!

Передо мной стоял не Сырок, а какой-то молодой кривоватый от недокорма паренёк, который вытащил меня из ямы. Он обидчиво пробормотал:

- Почему мы должны нести мины? Остальные вон налегке драпают, а мы... даже подводы никакой нет.

Я, ещё не придя в себя, спросил:

- Кто драпает? Куда?

А солдаты всё вырастали из леса, откуда пришли мы с Сырком, да потеряно брели в сторону далёкой опушки. На то, чтобы пересечь пустошь, которая из-за своих размеров переставала быть просекой, нужно было минут десять. Здесь деревья были сведены под корень, видимо это была какая-то крестьянская вырубка.

Я машинально схватился за увесистый ящик и потеряно произнёс:

- Извини, не заметил ямы.

Беловолосый паренёк ответил:

- Ты что, дурной? Какая же это яма. Это воронка. Видишь, не мы первые здесь драпаем. До нас какая-то часть отступала, да её хорошенько покромсали.

Взявшись за тяжелый ящик, я заметил, что вокруг, как побитые шашки, лежит куча изодранного народа, а там, у дальней стены леса виднелись целые штабеля чуть-чуть не успевших выбиться в дамки людей. В траве сохла обугленная рука, напоминавшая сломанный грифель. А рядом и сам её обладатель, карандашный солдат, вытянутый вдвое пулемётной очередью.

Мой товарищ не унимался:

- Нет, чтобы по околице, по леску обойти, как фрицы бы сделали, а мы прём напролом! Один лаптёжник и мы что зайцы под коршуном. Так что поторапливайся, дай Бог не налетят. А мне знаешь что комиссар сказал?

Я так и не узнал, что ему сказал политработник, потому что рядом, чиркая трофейной зажигалкой, прошёл высокий мужчина с каторжным загаром на щеках. Глядя на нас с солдатиком, першим тяжеленный ящик с минами, он засмеялся. Это выглядело так нелепо среди потерянно бредущих солдат, что мой напарник возмутился:

- Ржёшь, как конь, но опять без поклажи! А ну помоги!

Весельчак прикурил от зажигалки и улыбнулся:

- Так я не дурак какой, чтобы на рожон лезть. В лагере не работал и тут не буду. Да и зачем вы этот ящик тащите? Всё равно миномёта-то у нас нет. Вафли вы, хр-ха!

Блатной, чиркая зажигалкой, удалился, и солдат в сердцах сплюнул:

- Этот действительно переживёт. Вот обидно-то будет. И жига у него есть. Но ничего, если лаптёжники налетят, то мы с тобой бежать к лесу не будем. Мы здесь, в воронку заляжем и переждём. Это будет дело.

До сих пор не придя в себя и чувствуя, что это какая-то галлюцинация, я пробормотал:

- Да поди пронесёт.