Чернозём

Словно тень очнулась в утробе леса. Задумчиво выпрямившись, она, хрустя ветками, подошла к нам. То, что я поначалу принял за горб, оказалось рюкзаком. А то, что должно было быть человеком, на деле оказалось каким-то непонятным мужичком. Я ожидал увидеть типичного лесного шишу, поджидающего странников в буреломе ещё со Смутного времени, какого-нибудь безумца, охотника или на худой конец просто путешественника, но этот мужчина...

- Добрый вечер, - он сказал это ласково, как будто капнул мёдом, - вы, верно, заблудились?

Голос ещё более оттолкнул меня, словно не было в жёлтом лице, где в пухлые ноздри так и просились церковные свечки, чего-то понятного, животного, ощущаемого на уровне древних инстинктов. Мужчина как будто был неполноценен, что выразилось в его отёчных мягких формах, точно Бог задумал его не как человека, а как плюшевого медвежонка.

- А вам не откажешь в наблюдательности, - ответил Сырок, - уважаемый, не осведомите, в какой стороне город?

- Город? - жёлтолицый пожевал припухлыми девичьими губами, - далековато будет.

- То есть вы сами не из города?

- Нет-нет, - зачем-то взмахнув руками, ответил незнакомец, - мы тутоньки живём, - и, прощупав нас бесцветным мутноватым взглядом, добавил, - а вам тоже не откажешь в наблюдательности.

Мы с Сырком переглянулись и прозвучавшие следом слова заставили вздрогнуть:

- Недалёче тута живём. В деревеньке.

Мужичка звали Марком. Это было так нелепо, ведь он был ничуть не похож на романца. Проще было поверить в существование неандертальца. Пока он выводил нас к людям, то рассказал, что некоторые травы лучше всего собирать под вечер, и тут же околдовал нас тайной знахарской мудростью. Он много поведал о дарах природы, посмеиваясь над остолопами вроде нас, которые умудрились каким-то образом заблудиться в лесу. При этом он жёлто, почти сплёвывая солнце, смеялся:

- Это ж чем надо было думать! Да вы молодые, весь ваш ум, поди, на передок ушёл, вон какие здоровые.

Деревенька притулилась в лесной прогалине, где бурчал чистый ручей. Всего-то семь небольших домиков, которые, на удивление отбрасывали длинные тени. На очищенной от деревьев полянке томились неубранные страды. И кроме этих построек кругом не было ни худенькой церквушки, ни кладбищенских крестов, только на окраине возвышалась крепкое, точно вросшее в землю строение.

- Баня, - сладко шамкая губами, пояснил Марк, - ходим туда.

Сырок сразу как-то насторожился, заозирался по сторонам, а я, помня его издёвку про лешего, решил поддеть товарища:

- Что, нечисти боишься, которая в баньке живёт?

Он презрительно посмотрел на меня и вздохнул:

- И вот зачем, такие как Вы, считают себя русскими?

Я не понял его зуботычины. Мы подошли к глубокой яме, и я, позабыв о перепалке, недоумённо спросил:

- Это для помоев?

Сырок тоже заинтересовался ответом, а проводник покровительственно махнул рукой:

- Это волчья яма, сам её рыл! Вот этими вот руками. Зимой, когда дичи в лесу мало, волки сюда забредают. Мы кол ставим на дно, и мохнатые прямо на него р-р-р-ах!

- А разве тут ещё остались волки? - спросил я, - их не повыбили охотники?

Марк не удостоил ответом, и мы вошли в дом, вовсе не пьяный и не покосившийся, как того требовала история, а ладный, любовно тёсаный рубанком, покрытый древними деревянными татуировками и с кричащим петушком на крышей. И хотя солнце уже давно село, птичка по-прежнему отливала позолоченным гребешком. Я оставил рюкзак в сенях, где валялся оброненный серп. От взгляда всё же не укрылось, как оттопырился браунинг Сырка, и когда мы сели за стол в просторной комнате, где вкусно пахло русской печью, я тоже поправил за поясом револьвер.

- Тута, значит, и ляжете, - Марк указал на печку, - а сейчас накормим вас, людей позовём. Пока вот пусть кормилица погреется, - и он засунул в пылающий печной зёв кочергу, - а то у нас тут гости редки, живём как отшельники.

- А ты, Марк, бобыль? - неожиданно спросил Сырок, - детишек тоже нет?

Мужичёк, чьё лицо теперь можно было разглядеть от свеч и лучин, которые он зажёг от углей в печке, дёрнулся, словно Сырок задел его за живое. Лоснящееся от жира лицо, где прыщи вырыли красные редуты, исказилось от непонятных чувств, но он, справившись с собой, нежно ответил:

- Бог не наградил, что поделаешь.

- А у вас в селении вообще дети есть?

- Нет-нет, судьба уж наша такая. А кто был... отправили их учиться. В город. Да. Тудашеньки.

Сырок победно посмотрел на меня, и его бородатая морда торжествовала, как будто он раскрыл сложное и запутанное преступление. Нагнувшись, он шепнул:

- Ну, теперь-то смекаешь, куда мы попали?

- К каким-то сектантам.

- А точнее?

- Да откуда же я знаю! Сколько этих постмодернистских сект развелось, за всеми не уследишь. Может это космические коммунисты какие-нибудь.

Сырок тяжело вздохнул, словно я был раковым больным, как бы невзначай достал трубочку и попытался её раскурить, но хозяин замахал руками:

- Мы здесь не курим, - перевёл взгляд на меня и добавил, - и не пьём. Вера не позволяет.

Когда Марк вышел, чтобы позвать сельчан посмотреть на диковинных гостей, Сырок в который раз потешается: