Чернозём

Затем пришла череда крестьян. Когда они вскрыли плугом упругую весеннюю почву, оттуда с крупицами пыли вылетели тайные земляные желания. Они просочились пахарям в кровь и осели в густых бородах. Заскорузлый, медленно разогревающийся земляной народец поначалу не почувствовал колдовства. Зато осенью крестьяне, понаехавшие в город торговать рожью и овощами, заразили духом земли горожан. На рынках, в разговорах, в лишних копейках из рук в руки передавалось ощущение перемен. И там, в скученном людском муравейнике, робкий неуверенный слушок перерождался в уверенный грозный рык.

Интеллигенция, наиболее чуткая к натяжению душевных струн, уже много лет творила, испытывая утопическую жажду. И наконец-то её начали слушать. Творцы быстро разнесли по всей кровеносной системе государства то весеннее дуновение Земли. Оно чувствовалось в звонких стихах, всаживающих острые шпоры в клячу-историю. В романах, зажигающих лихорадочный блеск в глазах. На Землю спускалась звезда утренняя, чтобы залить её красным светом. К середине осени революционные настроения приняли характер пандемии.

И вскоре обещанные перемены настали.

***

Мышка пробежала, хвостиком махнула - сердце и разбилось. У мышки той борода из сыра и зовут её Сырок. Он ласково попросил захватить с собой очень ценный подарок. Ведь сегодня нас пригласили на торжественный приём устроенный организацией Луки.

- Но я ведь нищий, как... - я на мгновение задумался, - как русский.

Сырок разводит руками:

- От трудов праведных не наживёшь палат каменных. Поговорка такая.

- Скажешь тоже!

- Чего?

- Ну ты посмотри.

Перед нами возвышался ресторан, от бледной иллюминации напоминавший поганку. С колоннами и кучей говноедов, которые, не смотря на свою отвратительную сущность, всё-таки не могли скрыть мерзость этого заведения.

- Неплохо нынче политические борцы живут, - прокомментировал Сырок, - всё о народе думают. Ну, оно и понятно, думать-то о нём весьма прибыльно.

На входе нас узнали и провели внутрь. В светлом зале пили, ели и хохотали знакомые лица. Все перемещались с таким важным видом, будто завтра отправлялись маршем на Рим, хотя на самом деле их ожидала качалка, тир или библиотека. Те, кто когда-то до хрипоты спорил и ругался на собраниях, теперь обнимались и фотографировались на память. Ко мне подходили, чуть сильнее, чем нужно, хлопали по спине, сжимали руки так, что я видел, как загораются кресты на их ладонях, а потом застенчиво дышали перегаром. Шмайссер пировал в отдельном кабинете, выставив у дверей верную охрану, каких-то полулюдей-полубыков, привезённых из лабиринта Дедала. Сырок невозмутимо попыхивал им трубочкой в широкие ноздри, и я слышал, как размашисто гремят за дверьми революционные тосты.

Наконец, один из охранников не выдержал и зло процедил:

- Здесь не курят.

Парень выпустил вверх клуб дыма и ответил:

- Мне кажется, Вы ошибаетесь.

- Закон вышел, запрещающий курить в публичных местах. Не слышал?

В ответ улыбка:

- Люблю нарушать всяческие законы.

Спор прекратился из-за подоспевшего Луки. Он немного навеселе, и радужка его глаз тёплого коньячного цвета. Политический лидер радостно поздоровался с нами и сказал:

- Здорова, бойцы! Почему вы не веселитесь, ведь всё оплачено.

Предчувствия не обманули. Видимо, Сырок действительно очень близко знал вожака, раз этот уважаемый человек так тепло к нам отнёсся. И хотя я явно не принадлежу к когорте избранных, чувствуя расположение Луки, всё-таки полюбопытствовал:

- Этот ресторан кому-то из наших принадлежит?

При слове "наших" Сырок поморщился, как будто побывал в королевстве кривых зеркал, а Лука ответил:

- Нет, ты что. Просто нас сюда пригласили.

Клуб дыма и новый вопрос:

- А зачем?