Читаем Черные крылья полностью

– Вот именно, так не бывает, – подтвердил Дзьявехай.

– И вообще, белые ножки ходят по суше, а серебристо-белые рыбешки плавают в море. Как тут выбирать, да, Касвал?

– Так и есть, я об этом и говорю.

– А как тогда быть с твоей историей про карту мира?

Будучи вожаком их маленькой стаи, Кас почувствовал, что эта фраза неприятно кольнула его в самое сердце, он совсем растерялся и не знал, что ответить. Но все-таки, напоминая, кто тут главный, как ни в чем не бывало выпалил:

Си мамимин рана ломва о татала ам, митамо чьята оя ам, Мит.

– Дождемся, когда все лодки выйдут в море, и пойдем смотреть на «это», только в этот раз, хорошо, Мит?

Кажется, Кас действительно серьезно влип, улыбнулся каждый про себя, но не подал виду.

Манирен па си Мит ам, катенган катайо мо ньямен, но маква.

Ты без нас пошел бы смотреть, сам, потом? – упорствовал Мит.

Дзьябо катайо ко ниньйо а. Тодамьин си Касвал а.

– Нет, конечно! – сказал Кас с улыбкой и прищурился.

Хи-хи-хи!..

Дзика нгирай до пасалан та аро о дзьяста со мойин а анито. Квана Сьяпен Лавонас.

– Нгалолог, вечером не ходи спать на берегу, там всякие демоны без лиц будут ловить души детей! – предостерег его отец Сьяпен Лавонас.

Ко катенган мо яма.

– Хорошо, яма!

Иконго рана манга-зипос а!

– Ну вот, считай, настало время, друзья дорогие!

Ала каввевахес на рана я. Манга-зипос!

– Уважаемые, пришло время выходить в море!

Многие сочли, что пора. В конце концов, чтобы из родной гавани дойти до острова Дзималамай, надо будет сделать как минимум пятьсот гребков. Теперь все просто ждали, когда ближайшую к воде лодку сдвинут в море.

– Айда за мной? Поплыли к рифу смотреть, у кого самая быстрая лодка? – крикнул Кас.

Тем временем лодки из соседнего селения Дзиратай одна за другой уже гребли навстречу восходящему солнцу. Рыбаки из разных деревень встретились в бухте перед селением Имроку. Насколько хватало глаз, океан наполнился шитыми лодками татала9, [9]одинаковыми по форме, но движущимися с разной скоростью.

– Один, два, три… – ребята принялись считать уплывающие лодки.

Япира мо Дзьявехай? Квана ни Касвал.

– Сколько ты насчитал, Дзьявехай? – спросил Касвал.

– Трудно сказать наверняка, ну где-то пятьдесят‐шестьдесят, кажется.

Ва, япийа астахен!

– Ух, какая красота-то!

– Гляди-ка, вон та лодка все время обгоняет других, – показал рукой Нгалолог.

Акмей татала да нира Дзиратай.

– Кажется, это лодка кого-то из Дзиратай.

– Ого!.. – Кас то и дело издавал одобряющие возгласы и старался подражать движениям гребцов. Время от времени он поворачивал голову влево и вправо, разглядывая свои бицепсы и с горечью признавая, что они еще недостаточно сильны для такой работы.

Фигуры гребцов в лодках падали вперед и откидывались назад, деревянные весла разбивали волны. Только размер ночного улова докажет, ждет гребца слава или позор.

* * *

Общежитие для учителей находилось на возвышении за школой, примерно в трех полях батата налево от церкви. Оно обращено к морю и опирается на гору. Правда, с одного места, чуть выше церкви, хорошо просматривается площадка перед общежитием, и можно, притаясь, наблюдать, как учителя отдыхают по вечерам, наслаждаясь прохладой. Этой ночью учитель и наставница сидели в креслах из ротанга и смотрели на небо, любуясь пейзажем при серебристо-ярком лунном свете.

Было уже довольно поздно, когда парочка отправилась домой. Кас и трое друзей зашагали следом по тропинке, оставаясь незамеченными в тени пышно цветущего мискантуса.

Их сердца забились втрое быстрее обычного. Касвал, бесспорно, был настоящим затейником, никто в классе не мог превзойти его по количеству идей. Если бы не большая семья и необходимость заботиться о своих братишках и сестренках, да еще не прогуливал бы школу, ему не составило бы труда стать одним из лучших или даже первым учеником в классе.

– Посидим пока здесь, – прошептал Кас заговорщицки. Нгалолог и Дзьявехай уже давно привыкли к тому, что он отдает приказы, и без лишних слов уселись на тропинке. Гигимит взглянул на Каса, которого так и распирал азарт ожидания, будто готовились вот-вот начать поставленную им самим пьесу. Глаза его горели под серебристым лунным светом, и чертовские искорки желания готовы были посыпаться из них.

Тамо ийян до дзийа? Квана ни Гигимит.

– Зачем мы вообще сюда пришли? – спросил Гигимит.

Астахен о син-си та а кано мавакес на.

– Поглядеть, как учитель с наставницей будут делать «то самое, то самое»!

Ка дзьяньяхей?

– А не боишься?

Та каньяхей ко.

– А чего бояться-то?

– Эй, в кухне свечи горят, – с удивлением сказал Кас, но они все и так уже заметили.


Но что еще больше изумило их, так это открытая оконная рама – присев на корточки за холмике, заросшем тростником, проказники отчетливо видели все происходящее на кухне.

Ана, ямарйис о мавакес но син-си та. Кван на ни Нгалолог.

– Гляди! Жена учителя там моется, – прошептал Нгалолог.

Намен мавота? Мазнга си Касвал а.

– Вы чего, ослепли что ли? – сказал Кас с торжествующей улыбкой.

Ньйо пизезьяк!

– Да хватит болтать!

Перейти на страницу:

Все книги серии Лучшая проза Тайваня

Черные крылья
Черные крылья

История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков.Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке. Он был опубликован в Тайбэе в 1998 году и удостоен нескольких литературных премий, включая Литературную премию У Чжо-лю. Автор исследует тему столкновения двух культур и обращается к своему родному языку тао, создавая параллельные диалоги на двух языках. В этом издании у читателя есть возможность впервые познакомиться с текстами на языке коренного народа тао: диалоги сохранены в оригинальном авторском написании и даны в фонетической транскрипции на русском языке.

Сьяман Рапонган

Современная русская и зарубежная проза
Сахарские новеллы
Сахарские новеллы

Сборник «Сахарские новеллы» – самая знаменитая книга тайваньской писательницы Сань-мао (1943–1991).Движимая детской мечтой и жаждой приключений, в начале 1970-х она отправилась в Испанскую Сахару со своим возлюбленным Хосе. За время пребывания там, а это всего полтора года, пара успела пожениться, исколесить пустыню вдоль и поперек, превратить сахарскую лачугу в местную достопримечательность, завести друзей среди местных жителей, испытать на себе все тяготы жизни в пустыне и изучить сахравийские традиции.А спустя время появился автобиографический сборник «Сахарские новеллы», в котором Сань-мао рассказывает о вещах одновременно обыденных и необыкновенных и где правда жизни соседствует с художественным вымыслом. В этих историях мы найдем и добродушный юмор, и безжалостную сатиру, и грустную иронию, и бесконечное сочувствие оторванным от цивилизации местным жителям. Порой нарочито бесстрастные, порой чрезвычайно эмоциональные, «Сахарские новеллы» расходятся огромными тиражами на Тайване и в Китае, а Сань-мао и по сей день остается кумиром для миллионов читателей во всем мире.

Сань-мао

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза