Чёрные цветы

– Послушай, ведь это самое страшное. Как ты отпустишь всё, не зная, что будет потом? Откажешься от этого вечного бдения, своего тела, своей личности?

Леонора пожала сутулыми плечами.

– У меня было вдоволь времени, чтобы привыкнуть к этой мысли. Когда Вайолет освободится от этого жуткого места, я это сделаю. Я всё отпущу. – Она посмотрела на руку с тремя почерневшими, уродливыми пальцами. – Цепляясь за что-то, ты изнашиваешься мало-помалу. И рано или поздно разрушишься полностью.

Я подумала, что сейчас она говорит не только о себе. Для моих лёгких не существует волшебного лекарства, но мне тоже надо отпустить многое, чтобы двигаться дальше после несчастного случая. Это было похоже на якорь, привязанный к поясу Леоноры в моём сне. У меня тоже был такой якорь. И, цепляясь за него, я чувствовала себя в безопасности, какой бы уродливой и нездоровой она ни была. А когда я отпущу его – кто знает, что может случиться.

Леонора тем временем вылезла из воды и села рядом, прислонившись ко мне костлявым плечом.

– Это ужасное будущее, – сказала она. – И ты только глянь на меня. Трудновато напугать кого-то, кто выглядит вот так. – Она вытянула перед собой костлявые ноги, одну короче другой, и пошевелила ступнями.

Я горько рассмеялась и вытерла глаза.

– Извини, что из-за меня ты потеряла так много костей.

– Скоро они мне вообще не понадобятся, – сказала она, а у меня от ужаса перехватило горло, и не только из-за страха погибнуть, но из-за того, что предстояло ещё очень многое узнать, прежде чем я начну помогать ей и Вайолет. Я не имею права их подвести. Леонору удерживали здесь ярость и любовь, но она распадалась – буквально распадалась на части. Если мне удастся хоть немного поспать, отдохнувший мозг снова заработает, и я сумею составить план.

– Я боюсь возвращаться к себе, – призналась я. – Боюсь, что опять буду ходить во сне, и неизвестно, чем это кончится. Но я слишком устала и больше не могу накачиваться кофе.

– Я пойду с тобой. – Леонора встала и выжала подол платья. – Я подожду снаружи у твоей комнаты до утра и остановлю тебя, если куда-то отправишься.

Мысль о ледяных пальцах, хватающих меня во сне, одновременно ужасала и успокаивала.

– Спасибо, – сказала я.

– По крайней мере, я хоть чем-то отплачу тебе за то, что ты делаешь для нас, – сказала она, и меня снова уколола вина, потому что она не знала, что именно я собираюсь сделать. Я и сама пока не знала.

Пока мы пробирались через душный лес, над нами мелькали светляки, но сам Иона не показался. Кажется, он всё же оставил меня в покое, но вместо облегчения это вызывало тревогу. У меня ум за разум заходил в попытках сложить общую картину из кусков истории Леоноры и понять, как работает остров. Сердце, которое бьётся как настоящее сердце, и туннели как сосуды. Система циркуляции, позволяющая острову жить и каким-то образом изменять людей так, что они оказываются прикованы к нему. Тесная камера, где Леонора застряла. Туннель, в который она едва протиснулась.

Кашель зародился глубоко в лёгких, и я жестом попросила Леонору остановиться. Пока я хрипела и отплёвывалась, согнувшись пополам, было слышно, как шелестят по земле шустрые побеги, но мне уже было всё равно, потому что как-то вдруг куски пазла сложились. Я подумала о своей кровеносной системе и о том, как она пострадала, когда я утонула. Как вода попала в лёгкие, закупорила их, и сердце остановилось, ток крови остановился, вообще всё.

Это и был мой ответ.

Я не могу утопить остров, но, может быть, я остановлю его сердце.

Глава 41

Я спала как убитая, пока Леонора караулила в патио у задних дверей, и впервые за долгое время проснулась отдохнувшей. На часах светилось восемь сорок пять, всё ещё поздно для меня, но раньше, чем все последние дни. И хотя мне по-прежнему предстояло обдумать и сделать миллион разных вещей, я чувствовала себя легче. Чище.

План постепенно складывался. Сегодня я собиралась погрузиться в сенот, исследовать туннели и найти место, где проще всего будет перекрыть ток воды. Если при этом появится Иона – неважно, потому что он не узнает, что я ищу. Он понятия не имеет о моём плане. Я не делилась им ни с одной живой душой.

Быстро приняв душ, я надела купальник и шорты, сунула в карман нож Леоноры и повесила на пояс рацию. Затем открыла заднюю дверь и шагнула в солнечный солёный воздух. Цветы сегодня по большей части оставались алыми, но в красное кое-где вплетались оттенки розового, оранжевого и лилового. Зато запах был поистине одуряющим, хотя я была уверена, что с течением дня это изменится.

– Спасибо, Леонора, – шепнула я, хотя она давно уже исчезла.

Единственным напоминанием о ней было несколько высохших чёрных пятен на полу патио перед моей дверью. Мама с Дэвидом уже ушли, но на столе в кухне оставалось блюдо кокосовых пирожных, а в кофейнике – горячий кофе. Выполнив в патио цикл дыхательных упражнений и несколько лёгких поз йоги, я прихватила сладости, пляжное полотенце и рацию – на всякий случай.