Черный Арагац

Обратная дорога была уже хорошо знакома и, вероятно, поэтому показалась короче. Когда студент вошёл в гостиницу, оказалось, что там его ждал Бабук. Заложив руки за спину, он нервно мерил шагами вестибуль. Завидев Клима, приказчик бросился навстречу:

— Клим-джан, где ты был? Ты другой нумер взял? Дорогой? Я тебе хороший комната нашёл? Зачем лишний деньги чужой человек отдал?

— Не волнуйся, друг мой. Это подарок отеля. Он по глупости выселили меня.

— Как это?

— Утром меня хотели арестовать.

— Кто?

— Следователь Валенкамп.

— Почему?

— Я встретил одну знакомую даму. Ей угрожала опасность. Она уехала на вокзал, а там её толкнули под поезд, и она погибла.

— Соломенная шляпка, да? Мне сегодня утром на «Аксае» сказали. Так это твой дамочка был?

— Да.

— Ва-вах! Какой горе большой!.. Сегодня утром другой горе большой случился. Знаешь?

— Нет.

— Отца Адама убили. Настоятеля монастыря Сурб-Хач. Вся Нахичеван плачет. И старики, и дети.

— Этот тот монастырь, где Налбандяна похоронили?

— Да, семь верст от Нахичевани, а от мой дом — восемь и ещё половина верста.

— Преступника поймали?

— Нет.

— А где был обнаружен труп?

— В келья.

— Его застрелили?

— Нет. Чем-то тяжёлый по голове ударили, в висок попали, череп пробили. Патом крест серебряный забрали. Зачем? Он недорогой был совсем. Убийца тиха ушёл. Никто не заметил его.

Ардашев задумался, а потом спросил:

— А когда это случилось?

— Я точный время не знаю. Говорят, что днём. Служба в храме тогда не идёт. Полиция там много сейчас. Люди волнуются. Жалко его. Он добрый был, как Виктор Тимофеевич. — Бабук посмотрел в пол, а потом поднял глаза и спросил: — Почему сначала всех добрых людей Бог забирает, не знаешь?

— Трудный вопрос. Не многие найдут на него ответ.

— Второй раз убивают настоятеля этот монастырь. Первый раз очень давно было. Беглые искали клад. Думали священник знает где. Тогда им был Арутюн Аламдарян[85]. Он стихи писал, известный был очень. Похоронили на кладбище Сурб-Хач.

— Надо же, какое совпадение! А ты видел отца Адама?

— Канешна. Я ездил с отцом к нему. Отец хорошо знал настоятеля. Он много помогал монастырь. Деньги давал, дрова покупал на зиму.

— Послушай, Бабук, ты завтра можешь мне помочь?

— Могу, канешна. Я выходной попросил, чтобы с тобой быть. А то неудобно. Хочу тебя завтра к себе домой пригласить. Я тебя с один важный человек познакомлю. Самый известный наш писатель армянский — Рафаэл Патканян. Ему шестьдесят лет. Совсем старик, но очень умный. Он ремесленный училища открыл в Нахичевани и сам содержит его. Дети учатся и кушают там бесплатно.

— Прямо как Лев Толстой.

— Кто такой?

— Лев Толстой — самый известный русский писатель.

— А Пушкин тогда неизвестный? Э! Клим-джан, зачем путаешь меня?

— И Пушкин известный, и Толстой, но Пушкин больше поэт, чем писатель… Хорошо, мы поедем обязательно. Но давай дождёмся одного телефонного звонка. Это очень важно. Возможно, мне протелефонируют завтра или послезавтра. Тогда я сразу же поеду в Нахичевань. Там мы с тобой встретимся и зайдём в одно место. Только надобно подготовиться. Мне нужен саквояж и десять тысяч рублей на час-два. Сможешь достать?

— Надо отца спросить. Твои деньги лежат в сейф. Я не могу без него их взять. Надо разговаривать с ним сегодня, если ты хочешь деньги завтра.

— Тогда поезжай к нему прямо сейчас и поговори. И жди меня дома с деньгами и саквояжем. У тебя есть телефон?

— Канешна: 555. Отец много заплатил, чтобы три пятёрка нумер был.

— Адрес у тебя какой?

— Первая Фёдоровская, дом Тиграна Гайрабетова, нумер 16.

— Тоже надо было три пятёрки на доме написать, — лукаво улыбнувшись, съязвил Клим.

— Э, зачем так говоришь? Гайрабетовых и без пятёрки в Нахичевани все знают. Даже голуби, когда мимо летят, говорят отцу: Барев дзез, ахпер джан![86] Вонц ес[87], Тигран Вартанович? А он им скромно отвечает: «Спасибо, дорогие птицы, всё хорошо, камац камац»[88]. Не веришь? — игриво насупившись, спросил Бабук.

— Почему же не верю? — невозмутимо покривил губы Клим. — Верю. Это же нахичеванские голуби летели.

— Канешна! — рассмеялся Бабук. — А ещё армяне — самый скромный народ. Знаешь?

— Точно! Поэтому у твоего отца телефонный нумер 555, да?

— Э! Что ты! — Бабук вскинул руки. — Такой нумер отец сделал, чтобы дядя Карапет завидовал.

Толстяк вдруг стал серьёзным, будто на его месте появился совсем другой человек, и спросил:

— Хочешь Верещагина убийца найти? Да? А если нас самих убьют? Что тогда? Почему нельзя полиция пойти?

— Я могу ошибиться. И нас поднимут на смех. Мы опозоримся.

— И что? Зато умирать не будем. Я жить очень люблю, талма люблю, барышня красивый тоже…

— Да слышал я это уже, — перебив, махнул рукой Клим. — Найди мне деньги и саквояж. Я один справлюсь.

Толстяк плюхнулся в кресло. Покручивая в руках шляпу и глядя в пол, он проронил:

— Отец спросит, зачем, Бабук, столько много деньги тебе? А что ему скажу?

Клим сел напротив и, глядя в глаза другу, спросил:

— А саквояж достанешь? Я не хочу на него тратиться. У меня капитал на нуле.

Приказчик отвёл взгляд в сторону и вымолвил:

— Будет тебе саквояж, Клим-джан, не переживай.