Читаем Черный Арагац полностью

Черный Арагац

Немногим менее часа ушло на то, чтобы добраться до Нахичевани. Добротный каменный особняк под нумером шестнадцать на 1-й Фёдоровской улице имел всего один этаж, но, судя по всему, был довольно большой. Ардашев убедился в этом, когда, сопровождаемый Бабуком, вошёл во двор, увитый уже почти созревшим розовым виноградом. Листья, плети и кисти, свисающие вниз, закрывали даже небо, но зато дарили спасительную тень. Да, это был типично армянский дом с большой верандой, куда Клима и провели. Отца Бабука не было, но все остальные родственники с большим почтением отнеслись к гостю. Клим пожимал руки, склонял вежливо голову, улыбался и в итоге, несмотря на его протест, был посажен во главу стола. А напротив него восседал тот самый нахичеванский Лев Толстой — Рафаэл Патканян. Это был настоящий интеллигент, носивший очки, с ещё густой, но уже седой шевелюрой и такими же усами.

Студент с удовольствием пил чай, уплетал тонкий лаваш с сыром и мёдом, угощался вареньем из молодых, ещё зелёных грецких орехов и слушал интереснейший рассказ армянского литератора, друга Налбандяна, о приключениях последнего в Индии. Когда писатель замолчал, Клим спросил:

— Получается, Микаэл Лазаревич привёз из Калькутты в Нахичевань только золотые русские рубли, которые он купил на английские фунты?

— Нет, не только. Он передал городскому голове облигации займа Итальянской республики. Проценты с них до сих пор приносят неплохую прибыль нашему городу. Были и другие ценные бумаги. Их опись составили в городском магистрате. Микаэл был очень любознательным человеком и немного мечтателем. Например, он считал, что выгодно выращивать сорго как сахароносную культуру и сырьё для производства бумаги. Целый чемодан был набит этими семенами. По его мнению, для этого вполне подходил климат Эриванской губернии. В многочисленном багаже Налбандяна обнаружились и другие экзотические предметы, купленные им в Индии. Полагаю, что он хотел создать в Нахичевани музей естествознания, в котором бы имелись образцы минералов, флоры и фауны… От индийских армян он передал магистрату Нахичевани бесценный дар — икону Григория Просветителя. Она до сих пор украшает церковь монастыря Сурб-Хач.

— Скажите, Рафаэл Габриэлович, а почему он сразу не подарил её монастырю?

— Он не мог так поступить. Ведь Микаэл заключил договор о получении права на индийское наследство с магистратом, а не с монастырём, поэтому всё, что он привёз, было передано по описи магистрату в лице городского головы Карапета Айрапетяна. А тот уже распоряжался всем, как считал нужным.

— Неординарный был человек Микаэл Лазаревич, высокообразованный и настоящий патриот своего народа, — заключил Клим.

— Это так. Микаэл ошибся в двух вопросах: во-первых, любое рассуждение о создании независимого армянского государства на прежних границах приводило к разговорам об отделении от России тех земель, которые были отбиты русскими солдатами у персов и закреплены Туркманчайским мирным договором 1828 года[90], а также территорий, отобранных Россией у турок в 1878 году и вошедших в состав Российской империи по договорённостям Берлинского конгресса[91]; во-вторых, нельзя отождествлять отношение к свободе зейтунских армян, угнетаемых турками, и нахичеванских, которые чувствуют себя совершенно свободными и беспокоятся лишь о том, что их капитал растёт не так быстро, как им хотелось бы. В Ростове и Нахичевани издаются книги и журналы на армянском языке, на нём идут театральные постановки, ведётся обучение родному языку в различных учебных заведениях. Ни один армянин в России не чувствует себя ущемлённым ни в правовом, ни в нравственном, ни в религиозном смысле. Нам не нужны смутьяны, ведущие народ к бунту и революции, потому что сначала социалисты идут под невинными лозунгами и прикрываются благими намерениями, но потом обязательно заканчивают кровавым террором. Хороший тому пример — Франция.

— Большое спасибо за угощение, за интересную беседу, — вставая, вымолвил Ардашев. — Мне пора. Есть ещё дела. Если кто-то из вас окажется в Ставрополе, то я и мои родители всегда будем рады видеть вас в доме моего отца — гласного городской думы Пантелея Архиповича Ардашева. Мы живём на Барятинской улице, нумер 7.

Тепло распрощавшись с гостеприимной семьёй и Рафаэлом Патканяном, Клим покинул дом вместе с Бабуком, держащим в руках саквояж.

— Что внутри? — осведомился Ардашев.

— Как что? Деньги?

— Настоящие?

— Да, для тебя. Десять тысяч.

— Ты взял их из сейфа на «Аксае»?

— А что мне было делать, если ты попросил?

— Отец об этом знает?

— Нет.

— А ты не боишься, что с ними может что-то случиться?

— Послушай, Клим-джан, если меня убьют, отец уже меня ругать не будет, а если я останусь живой, то я их верну на место.

— Спасибо, друг.