Черный Арагац

— К какому периоду эта монета относится? — спросил Ардашев.

— А к чему этот вопрос, если Николай Николаевич пояснил вам, что на аверсе изображён Александр Великий? — затряс головой антикварий. — Стало быть, и монета чеканилась в годы его правления. Чего же тут непонятного?

— Ничего подобного, господа. Данная монета выпускалась во время нахождения у власти сподвижника великого полководца — Лисимаха, правителя Фракии и царя Македонии с 285 года до Рождества Христова. Именно после смерти Александра Великого он как один из командиров конницы получил в управление большую часть Фракии с землями, прилегающими к Чёрному морю, — негромко выговорил Клим и, опустив вниз правую руку к револьверу, добавил: — Ну и потом, на первой монете изображена Афина, а не древнегреческая правительница. Стыдно этого не знать.

У Шухова вывалился монокль, он сунул руку под стол, и вдруг прямо в лицо Ардашеву устремился кусок металла на ремне, держащийся на кисти «эксперта». Смертоносный снаряд пролетел под самым носом. Клим машинально откинулся назад и упал через спинку стула навзничь. Ломаясь, затрещало дерево. Его ноги, раздвинутые в стороны, точно рогатина, смешно торчали вверх. Эксперт неторопливо обошёл стол и, глядя на лежащего перед ним студента и раскручивая над головой кистень, зло улыбнулся, точно вурдалак. И в этот момент прогремел выстрел. Шухова отбросило назад, а металлический цилиндр, не удержавшись на его запястье, сорвался и, ударившись в зеркало, откатился в угол. Посыпались осколки, и раздался стон. Боковым зрением Ардашев увидел, как к его шее устремилась рука с шабером[93]. Он перевернулся на бок, и выстрелил трижды почти наугад туда, где находился Бриль. Что-то грохнуло об пол, будто упал мешок с картошкой. Клим поднялся.

С шумом распахнулась дверь, и в комнату влетел полицейский, держа перед собой 4,2-линейный «смит-вессон»[94] на трёхцветном шнуре. За ним вбежал запыхавшийся Бабук.

— Всем не двигаться! — прокричал городовой. — Оружие — на пол. Малейшее движение — стреляю. Руки вверх!

— Ай кез бан! — воскликнул приказчик, ошарашенно обводя глазами помещение. Картина перед ним предстала фраппирующая: у самой стены, сидя на корточках, скулил рыжий человек с прострелянным предплечьем. Уткнувшись лбом в пол, с шабером в руке, лежал уже немолодой антикварий. Ардашев, бросив «бульдог», поднял руки, поглядывая на полицейского, который тотчас сунул револьвер в карман. Пахло кровью и порохом.

— Куроедов? Живой? — таращась на эксперта, воскликнул Бабук.

— Он самый, — пояснил Клим.

— Ах ты, шакал! Ты Виктор Тимофеевича убил?

Тот молчал.

— Он тебе, гад, поминка за свой счёт сделал, жена твой долг простил, а ты на тот свет его отправил, да? — краснея от гнева, возмутился приказчик. — Любой бешеный собака лучше тебя!

— Ему надо бы рану перевязать. Кровь фонтаном хлыщет. Так он долго не протянет, — выговорил студент. — Могу я опустить руки?

— Можете. Но только для того, чтобы протелефонировать в полицию и вызвать карету скорой помощи, — разрешил городовой, убрав «смит-вессон» в кобуру. — А этого я сам перевожу. Опыт имеется.

Оглядев раненого и уже бледного «эксперта», полицейский принялся оказывать ему первую помощь, используя вместо бинта кусок оторванной скатерти. Но кровь всё равно текла, и лицо Куроедова постепенно принимало бело-зелёный цвет. Бабук тем временем сорвал с окна портьеру и прикрыл труп антиквара.

— Доктора надо срочно, — изрёк городовой, глядя на Бабука. — Не могу остановить кровь.

— Хорошо! — изрёк приказчик и выскочил на улицу.

Полицейский с удивлением слушал, как Ардашев, телефонируя в полицию Ростова, просил уведомить о случившемся судебного следователя Валенкампа, несмотря на то что этот район Нахичевани не относился к его участку.

Когда Клим положил трубку на рычаг, городовой сказал:

— Судебного следователя и полицейского пристава ждать придётся не меньше часа. Пока посватаются, пока из Ростова приедут… Главное, чтобы доктор поскорее прибыл… Боюсь, раненый долго не протянет.

Ардашев вынул кожаный портсигар и протянул городовому:

— Угощайтесь, «Скобелевские» — табак отменный.

— Благодарствую.

Клим чиркнул спичкой и поднёс её сначала полицейскому, а потом себе.

Страж порядка с удовольствием затянулся и, выпустив струю дыма, спросил:

— А ежели по-честному, кто же ты таков будешь, мил-человек?

— Студент.

— Студент? — округлил от удивления глаза уличный страж порядка. — Надо же! Одного на тот свет отправили, вашество, другой вот-вот концы отдаст.

— Водицы бы испить, — хрипло попросил Куроедов.

— Могу я дать ему воды? — осведомился Ардашев.

— А чего ж нельзя? Дайте, если отыщете.

Ардашев прошёл в другую комнату и вернулся, держа в одной руке чайный стакан, доверху наполненный водой, а в другой — серебряный крест с дымчатым кварцем внутри. Он сунул раненому стакан, и тот, стуча о край зубами, точно в лихорадке, жадно его опустошил.

— Архимандрита отца Адама тоже ты сдушегубил? — показывая крест, спросил Клим.

Куроедов молчал.

— Что-о? — привстав от удивления, проронил городовой. — Он убил настоятеля Крестовоздвиженского монастыря?