Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

Во время плавания по Лох-Файну капитан Дальгетти мог бы полюбоваться одним из прекраснейших видов в мире: отсюда видно было, как обе реки-соперницы, Арей и Ширей, впадающие в озеро, стремятся из темных, лесистых лощин. Над берегом, который мягким склоном сходит к озеру, высился величавый готический замок, разнообразные очертания которого с зубчатыми стенами, башнями, внешними и внутренними дворами представляли в то время зрелище несравненно более живописное, нежели теперь, когда он является сплошным, массивным и однообразным зданием. Со всех сторон это грозное, царственное жилище было окружено тогда темными лесами, а в стороне, непосредственно из озера, возвышался красиво очерченный громадный пик Дуникоик, перепоясанный туманными облаками и уносивший за пределы их свою остроконечную вершину, увенчанную одинокой сторожевой башней, которая высилась там наподобие орлиного гнезда и придавала местности величие, неразлучное с сознанием возможной опасности. Все эти красивые подробности капитан Дальгетти мог бы подметить и оценить, будь у него к тому малейшая охота. Но, по правде сказать, храбрый капитан, с самого утра ничего не евший, всего более заинтересовался дымом, клубившимся из труб замка, и на этой примете основывал пылкие надежды на обильный провиант, как он обыкновенно называл предметы этого рода.

Лодка причалила к грубой пристани городка Инверэри, в то время не более как селение, состоявшее преимущественно из лачуг и небольшого количества каменных домов; улица тянулась от озера Лох-Файн до площадки перед главными воротами замка, и тут на ту пору происходило нечто такое, от чего перевернулось бы менее мужественное сердце и отбило бы аппетит у человека более утонченного, нежели наш ротмистр Дугалд Дальгетти, уроженец Драмсуокита.

Глава XII

…Он создан для интриги и коварства:

На деле дерзок, а на речи скор;
Всегда суров и вечно недоволен,
Брюзглив и резок, но умом остер.

Драйден. «Авессалом и Ахитофель»

{100}

Селение Инверэри, ныне чистенький провинциальный город, в семнадцатом столетии представляло неправильную кучу довольно жалких жилищ. Но на полпути от пристани к воротам замка была базарная площадь, место неопределенной величины и формы, совсем не мощеное, так же как и улицы, и носившее на себе в сильнейшей степени отпечаток тогдашнего жестокого времени. Прямо против ворот замка, черневших своим глубоким порталом, подъемными решетками, выступами и башнями, стояла виселица, и на ней висели пять мертвых тел: судя по одежде, два принадлежали уроженцам равнины, а остальные трое были хайлендеры, обернутые в свои пледы.

У подножия виселицы сидели две или три женщины и оплакивали покойников, вполголоса распевая коронах, то есть погребальное причитание по мертвым.

Но это зрелище было, по-видимому, столь обычным местным явлением, что обыватели не обращали на него никакого внимания; собравшись на краю дороги, они с любопытством глазели на воинственную фигуру, крупного коня и блестящие доспехи капитана Дальгетти и как будто вовсе не замечали скорбной картины на их собственной базарной площади.

Но посланец Монтроза не мог отнестись к этому с таким равнодушием. Услыхав мимоходом, что один из хайлендеров довольно приличного вида произнес несколько слов по-английски, он немедленно придержал Густава и обратился к нему с вопросом:

— У вас тут, должно быть, уголовное судилище было, друг мой? Нельзя ли узнать, за что казнены эти люди?

Говоря это, он взглянул на виселицу, и хайлендер, поняв скорее по этому движению, нежели по его словам, о чем он спрашивает, отвечал:

— Три джентльмена — горцы-разбойники, царство им небесное! — Тут он осенил себя крестным знамением. — А двое англичан не хотели исполнять чего-то, что им приказывал Мак-Калемор. — И, не дожидаясь дальнейших расспросов, он хладнокровно повернулся и ушел.

Дальгетти пожал плечами и поехал дальше, тем более что кузен (в десятом или двенадцатом колене) сэра Дункана Кэмпбела начинал выказывать признаки нетерпения.

У ворот замка представилось им еще одно ужасное доказательство феодального могущества. За частоколом или палисадом, по-видимому недавно возведенным для защиты ворот и вооруженным с обеих сторон пушками малого калибра, помещалась еще одна небольшая загородка, внутри ее стояла плаха, а на ней — топор. То и другое было запачкано свежей кровью, а рассыпанные кругом опилки частью маскировали, а частью изобличали следы недавней казни.

Пока Дальгетти смотрел на это новое пугало, начальник его конвоя дернул его за подол камзола, и, когда капитан обернулся, тот указал ему пальцем на шест, воткнутый в частокол: на верху этого шеста была насажена человеческая голова, очевидно принадлежавшая последнему из казненных. Указывая на это ужасное зрелище, хайлендер усмехнулся с таким зловещим выражением лица, что спутник его усмотрел в этом недоброе для себя предзнаменование.