Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

— Не причина! Вот уж вовсе не причина! — подхватил капитан Дальгетти, немедленно принимаясь разбирать содержимое небольшой корзинки, которую незнакомец принес под полой, между тем как хайлендер, из подозрительности или по равнодушию к пище, не обратил внимания на лакомые яства.

— За твое здоровье, друг мой! — сказал капитан, успевший проглотить порядочный кусок жареного козленка, прихлебывая из фляжки с вином. — Как твое имя, любезнейший?

— Мурдох Кэмпбел, сэр, — отвечал слуга, — я лакей маркиза Аргайла, а иногда состою в помощниках при буфетчике.

— Ну, так за твое здоровье, Мурдох! — сказал Дальгетти. — Коли произнести именной тост, это приносит счастье. А винцо-то это я узнаю: это калькавелло. Ну, почтенный Мурдох, беру на себя смелость сказать, что ты достоин быть старшим буфетчиком, потому что ты выказал себя в двадцать раз толковее своего принципала по части продовольствия честных джентльменов, попавших в беду. Хлеб да вода? Ну, не срам ли это! От такой пищи только дурная слава пойдет про маркизово подземелье… Но я вижу, тебе хочется потолковать с моим другом, Ранальдом Мак-Ифом. Не обращайте на меня внимания. Я отойду с корзинкой вон в тот угол, и у меня за ушами так будет пищать, что наверное ничего не услышу из вашего разговора.

Однако, невзирая на обещание, старый воин постарался ни слова не проронить из этой беседы, или, как он сам впоследствии выражался, «насторожил уши, как Густав, когда слышит, что отпирают ящик с овсом». Благодаря тесноте помещения он легко подслушал следующий разговор:

— Знаешь ли ты, Сын Тумана, что отсюда никогда не выйдешь иначе, как на виселицу?

— Те, кто был мне всего дороже, уже ходили этой дорогой, — отвечал Мак-Иф.

— Так ты ничего не хочешь сделать, чтобы избежать этого пути? — продолжал посетитель.

Перед тем как ответить, пленник перевернулся, извиваясь в своих цепях.

— Многое сделал бы, — молвил он наконец, — не ради себя, но ради тех, кого оставил в лощине Стратхэвен.

— А что бы ты сделал во избежание смертного часа? — спросил опять Мурдох. — Мне нет дела до того, что тебя заставляет дорожить жизнью.

— Все сделаю, что может сделать человек, не роняя своего человеческого достоинства.

— Ты считаешь себя человеком, — сказал Мурдох, — а сам действовал как волк.

— А все-таки, — отвечал разбойник, — я такой же человек, какими были мои предки. Пока мы жили под кровом мира, мы были как овцы; но вы сорвали этот кров и теперь зовете нас волками. Воротите нам сожженные хижины, отдайте умерщвленных детей… наших вдов, уморенных вами голодом… Соберите с виселиц и с шестов изуродованные тела и побелевшие черепа наших родичей… сделайте, чтобы они ожили и благословили нас, — тогда мы будем вашими слугами, вашими братьями… а до тех пор пусть смерть, и кровь, и обоюдная вражда опустят между нами черный покров.

— Так ты ничего не сделаешь, чтобы купить себе свободу? — сказал Мурдох.

— Все сделаю… только не назовусь другом вашего племени, — отвечал Мак-Иф.

— Очень нам нужна дружба бандитов и разбойников! — сказал Мурдох. — Еще захотим ли мы ее принять! А я желаю знать от тебя, в обмен за свободу, куда девалась дочь рыцаря Арденворского и где она теперь?

— Вероятно, затем, чтобы выдать ее замуж за одного из нищих родственников вашего великого вождя? — сказал Ранальд. — Знаем мы, как это делается у Сынов Диармида! До сих пор в долине Глен-Орк не замолкли крики негодования против насилия, учиненного над беспомощной девочкой, которую ее родные везли ко двору своего государя. Чтобы защитить ее, проводники были вынуждены запрятать ее под котел и дрались вокруг него до тех пор, покуда ни одного не осталось в живых. А потом девочку привезли в этот самый замок и выдали замуж за брата Мак-Калемора, и все ради ее богатого наследства![32]

— Что ж, коли это правда, — сказал Мурдох, — ей досталось такое высокое звание, выше которого не мог ей даровать и сам шотландский король. Но не в этом дело. Дочь сэра Дункана из Арденвора нашей же породы, она не чужая нам; а кто же имеет больше прав узнать ее судьбу, как не Мак-Калемор, верховный вождь ее клана?

— Так ты от его имени об этом спрашиваешь? — спросил разбойник.

Слуга отвечал утвердительно.

— А вы никакого зла не сделаете этой девушке? Я уж довольно навредил ей.

— Никакого зла, ручаюсь словом честного христианина, — отвечал Мурдох.

— А мне за то — жизнь и свободу? — сказал Сын Тумана.

— Да, таково условие, — молвил Мурдох.

— Так знай, что девочка, которую я спас из жалости во время нападения на крепость ее отца, воспитывалась у нас как приемная дочь нашего племени, пока не напали на нас в ущелье Баллендутил воплощенный бес и смертельный враг нашего клана Аллен Мак-Олей, по прозванию Кровавая Рука, и конная дружина Леннокса, под начальством наследника Ментейтов.

— Так она попала в руки Аллена Кровавой Руки, — сказал Мурдох, — и он считал ее дочерью твоего племени? Значит, тогда же ее кровь обагрила его кинжал и ты ничего не сказал такого, за что можно бы пощадить твою преступную жизнь!