Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

— Если от ее жизни зависит мое существование, — отвечал разбойник, — то мое дело верное, потому что она жива. Не знаю только, можно ли полагаться на шаткие обещания Сына Диармида?

— На это можешь вполне положиться; докажи мне только, что она жива, и укажи, где ее найти.

— В замке Дарнлинварах, — сказал Ранальд Мак-Иф, — и зовут ее там Анна Лейл. Я часто имел о ней известия через своих родных, которые опять посещают свои прежние леса; а недавно и мои собственные старые глаза любовались ею.

— Твои! — сказал Мурдох в изумлении. — Как же ты, будучи вождем Сыновей Тумана, отважился подойти так близко к смертельному врагу своему?

— Сын Диармида, я сделал больше того, — сказал разбойник, — я был в большом зале замка под видом арфиста с пустынных берегов Скианахского озера. Я с тем и пришел туда, чтобы вонзить кинжал в грудь Мак-Олея Кровавой Руки, перед которым трепещет все наше племя, а потом полагался на волю Божью… Но увидел Анну Лейл в ту минуту, как рука моя ухватилась за кинжал… Она заиграла на клэршахе и запела одну из песен Сыновей Тумана, которой выучилась, еще когда жила с нами… И в этой песне шумели зеленые леса, где нам так хорошо жилось, и журчали наши звонкие ручьи… Рука моя соскользнула с кинжала… Из глаз потекли ручьи, и час отмщения миновал… Ну что же, Сын Диармида, этой вестью выкупил я свою голову?

— Да… если рассказ твой верен, — возразил Мурдох, — но чем ты все это докажешь?

— Небо и земля, — воскликнул разбойник, — будьте свидетелями того, как он уже замышляет нарушить свое слово!

— Нет-нет, — сказал Мурдох, — все обещания будут выполнены, когда я получу уверенность, что ты сказал мне правду… Но мне нужно сказать еще несколько слов твоему сотоварищу.

— Лживы и коварны… всегда лживы и коварны! — пробормотал пленник, снова бросаясь на пол своей тюрьмы.

Между тем капитан Дальгетти, не проронивший ни одного слова из этой беседы, на досуге делал про себя замечания в таком роде:

«Какого рожна нужно от меня этому хитрецу и о чем он собирается со мной разговаривать? Детей у меня нет, насколько мне известно, ни своих, ни чужих; стало быть, не о чем ему рассказывать. Однако пускай попробует… придется ему порядком поплясать, прежде чем удастся зайти старому солдату во фланг…»

Вследствие таких соображений капитан ожидал нападения с осторожностью, но без страха, совершенно как будто стоял с пикой в руке на бреши и собирался отражать осаждающих.

— Вы такой всесветный гражданин, капитан Дальгетти, — начал Мурдох Кэмпбел, — что, вероятно, знаете нашу шотландскую поговорку «gif — gaf»[33], тем более что она применима на всех поприщах и у всех народов.

— В таком случае, вероятно, я ее слыхал, — сказал Дальгетти, — потому что, за исключением турок, я служил почти всем монархам Европы. Даже подумывал одно время не перейти ли к Бетлену Габору{102} или к янычарам…{103}

— Следовательно, вы, как человек опытный и без предрассудков, сразу меня поймете, — сказал Мурдох. — Я должен вам сказать, что ваша личная свобода будет зависеть от того, насколько прямо и откровенно вы ответите на несколько пустячных вопросов касательно джентльменов, от имени которых вы сюда приехали. В каком состоянии их боевые сборы, сколько у них народу, какое вооружение, и все, что вам известно насчет их плана кампании.

— Это вы просто из любопытства спрашиваете, — сказал Дальгетти, — и без всяких дальнейших видов?

— Без малейших! — отвечал Мурдох. — У такого бедняка, как я, какие же могут быть виды на их планы?

— Ну, так спрашивайте, — сказал капитан, — а я буду вам отвечать по порядку.

— Много ли ирландцев идут на соединение с возмутившимся Джемсом Грэмом?

— Вероятно, тысяч десять, — сказал капитан Дальгетти.

— Тысяч десять! — сердито воскликнул Мурдох. — Ведь мы же знаем, что никак не больше двух тысяч высадилось в Арднамурхане.

— Стало быть, вы знаете больше моего, — заметил капитан Дальгетти с полнейшим спокойствием, — я их даже совсем не видал и не знаю, все ли они в сборе и есть ли у них оружие.

— А сколько ожидается людей из разных кланов? — спросил Мурдох.

— Сколько удастся набрать, столько и будет, — ответствовал капитан.

— Вы не то говорите, сэр, — сказал Мурдох, — отвечайте прямо, будет тысяч пять?

— Должно быть, около того, — отвечал Дальгетти.

— Вы шутите своей жизнью, сэр, коли вздумали шутить со мной! — возразил Мурдох. — Стоить мне свистнуть, и через десять минут ваша голова будет висеть на подъемном мосту.

— Но, откровенно говоря, мистер Мурдох, — сказал капитан, — разве хорошо расспрашивать меня о секретах нашей армии, когда я нанялся честно прослужить весь срок кампании? Коли я вас научу одержать верх над Монтрозом, куда денутся мое жалованье, добавочные статьи и моя доля добычи?

— Я же вам говорю, — сказал Мурдох, — что, если станете упрямиться, вашей кампании тут же и конец. Промаршируете отсюда до плахи, что поставлена у ворот замка для таких, как вы, бегунов. Если же скажете всю правду на мои вопросы, я вас возьму к себе… то есть на службу Мак-Калемора.

— А хорошо ли он платит? — спросил капитан Дальгетти.