Черный лис. Том 2

— Артефакт, — сказал я. — Кладенец Соболевых. Я могу ошибаться, но если я сделаюсь вашим сюзереном — или как там у вас это называется, — вы будете иметь право распоряжаться Кладенцом.

Это была догадка.

Губы графа вытянулись в ниточку, глаза сделались далёкими и холодными, как звёзды. Он выпрямился, упёрся длинной белой рукой себе в колено и посмотрел на меня, как на пустое место. Нет, даже не так: как на насекомое. Неприятное, кусачее — от которого лучше всего избавиться. Бестужев больше не притворялся.

— А ведь вы в моей власти, Володенька, — сказал он, окидывая меня неприязненным взглядом. — Я могу убить вас. И тогда не придётся торговаться: с вашей гибелью князь опять превратится в развалину, а я спокойно заберу Артефакт, чтобы присовокупить его к своей коллекции. Понимаете? Убить. В любой момент. Вот хоть прямо сейчас.

Он выхватил пистолет так быстро, что я этого не заметил. Ствол направлен мне в грудь, рука не дрожит — он прекрасно знает, как обращаться с огнестрельным оружием.

Всё. Ждать больше нельзя.

Щелчок — и большой палец выходит из сустава, я выдергиваю руку, прыгаю вперёд, навстречу Бестужеву, а впереди меня уже летит голубой шар…

ВЫСТРЕЛ.

Показалось, что меня толкнули в грудь концом твёрдой палки. Но боли не было. Зато по лицу Бестужева, как горячий суп из миски, расплёскивалась энергия…

Заваливаясь на спину, я успеваю увидеть, как граф прижимает руки к лицу, как отдирает от кожи голубое свечение — комкая его в ладонях, словно паутину.

С лицом его что-то творится, оно течёт. Кожа стала жидкой, один глаз съехал к носу, щека обвисла до плеча…

Магистр сбрасывает опасный голубой шарик на пол, вновь берёт пистолет и делает ещё два выстрела. Меня вновь словно тыкают палкой, я чувствую, как содрогается тело. А потом вижу, как появляется Белый Лотос. В руке её, затянутой в длинную шелковую перчатку, тоже пистолет, и она целится куда-то во тьму.

…А я уже бегу по горбатому мостику навстречу маленькой девочке. Её зелёное платье переливается в лучах солнца, круглое лицо, по-детски нежное и пухлое, улыбается мне, и в передних зубах — щербинка, которая делает улыбку неизмеримо милой…

Очнулся от боли. От дикой, невыносимой, выкручивающей внутренности боли. Я видел перед собой, очень близко, бледную щеку, и маленькое розовое ухо, и завиток чёрных волос… Белый Лотос на меня не смотрела. Она что-то делала там, у моей развороченной груди, и от этого становилось ещё больнее.

Я попытался что-то сказать, попросить не делать мне больно. Но рот наполнился горячей жидкостью с привкусом меди, и она полилась на подбородок…

— Чёрт! — кричит Хякурэн, увидев кровь, и начинает действовать с удвоенной энергией. — Держись, Курои! Слышишь?.. — она косится в сторону моего лица, и только сейчас я понимаю, что её глаза могут быть не только спокойными, как озёрная гладь в безветренный день. Они могут быть грозными, как штормовое море.

Боль перешла в почти нестерпимый жар. Свечение от ладоней Хякурэн поднялось надо мной, окутывая мягким золотым ореолом. Я вспомнил, что такое же свечение уже видел, когда на острове сэнсэй-целитель вытаскивала осколок стекла из моего плеча…

И я успокоился. Сейчас Белый Лотос вытащит пули, и всё будет хорошо.

А потом в поле моего зрения появились чьи-то ноги. Брюки с лампасами, начищенные ботинки… Это, наверное, князь. Или Фудзи. Или Колян.

Меня разобрал смех. Как бы мы ни пыжились, не старались выглядеть по-разному, давая друг другу имена, назначая ранги и титулы… Копни поглубже, и окажется, что все одинаковы. Всего лишь чёрные брюки и начищенные ботинки.

Когда я попытался рассмеяться, рот снова наполнился тягучей сладкой жидкостью. В ней была ещё розовая пена, она неприятно клокотала в горле.

— Ничего не получается, — это был голос Хякурэн. — Я стараюсь дотянуться до пуль, я чувствую их у него в груди… Но ничего не могу сделать.

— Я могу попробовать, — надо мной склоняется ещё одна голова. Это Фудзи, его золотые кудри окружают лицо, как львиная грива. — Не спи, чудовище, — я понимаю, что он обращается ко мне и моргаю в знак согласия. — Не теряй нас. Мы здесь. Мы что-нибудь придумаем.

Мои губы шевелятся.

Я пытаюсь сказать, что граф использовал свинец для экранирования Эфира. Если у него есть наручники, кто мешает сделать такую же «рубашку» для пуль? И тогда они будут неподвластны никакой магии… Можно зарастить рану, но только ВОКРУГ пули.

Надо, чтобы они меня услышали.

Но каждый раз, как я открываю рот, из меня извергается поток крови. Весь подбородок, белоснежный мундир, драгоценный ковёр на полу — всё залито ярко-красной жидкостью.

Отрешенно я думаю, как это должно быть красиво: ярко-красные пятна на белом. В моём воображении они превращаются в цветы, которые раскрывают жадные пестики и принимаются щелкать зубами…

Толчки в щеку. Довольно болезненные.

— Не спи, чудовище! Мы тебя вытащим.

— Почему вы не вынимаете пули? — новый голос принадлежит князю. В нём скрежещет металл, гремит горная лавина, воет ледяная стужа.

— Я ничего не могу сделать! — а вот в голосе Хякурэн звенит отчаяние.