Черный подснежник

– «Пятерки» остаются с обозом в наблюдении. Выставите часового, на дереве пускай наблюдает за сигналами. Только по моему приказу движение к деревне, нельзя рисковать боеприпасами, их ждут десятки машин.

– Есть, – со вздохом согласился ефрейтор.

Алексей дальше продолжал отдавать приказы:

– В «семерке» идут Бабенко, Логунов башнером, Омаев на ДТ, вдруг понадобится пулеметный огонь. Остальные остаются с грузом.

Он начал стягивать с себя комбинезон, а потом гимнастерку, переодеваясь в форму пленника прямо на морозе. Шустрый Омаев уже тащил из танка ракетницу с заряженным патроном. Василий Иванович выспрашивал детали, остальные танкисты бросились к тяжелым ящикам, чтобы вытащить снизу сено и связать его в стог.

После преображения ротного командира Логунов восхищенно прицокнул языком:

– Алексей Иванович, фриц из вас просто отличный, хоть сейчас к Гитлеру на прием.

Форма была большевата, но сидела неплохо. Светлые волосы и голубые глаза добавляли образ настоящего арийца, сверху Алексей накинул ватную куртку, так как шинели у задержанного не было. Но все равно стоило распахнуть полы ватного одеяния, как становился виден железный крест на груди, погоны, лычки германского обершутце.

От мороза в замызганных тонких сапогах ноги мгновенно свело холодом, поэтому Алексей дал отмашку, чтобы все встали на свои позиции и начали операцию. Сам он вскарабкался на броню «семерки», проехал до начала села и там соскочил с танка:

– Вы идите по центральной улице, до последних домов. Как только я выйду первый раз из постройки, то поднимайтесь, замаскированные, по холму к засаде. Ориентир – старая мельница. Огонь после пуска красной сигнальной ракеты.

– Сделаем, товарищ командир. – Логунов тревожно вглядывался в белый холм, сахарная голова которого торчала над крышами домов. – Вот что, товарищ лейтенант, если через полчаса вы не подадите сигнал, то мы туда без всяких маскировок наведаемся и разнесем все по бревнышку! Так и знайте! Мы своих у врагов не бросаем.

– Да, товарищ командир, Алексей Иванович, – поддержал его Бабенко. – Пускай это будет запасной план. На случай, если… – выговорить страшные слова он не смог. Язык не повернулся сказать, что план может дать сбой и командир окажется в плену у обозленных фашистов.

Соколов спрыгнул с брони, повернулся к своим танкистам:

– Все в порядке будет, товарищи, я справлюсь! – И он зашагал вдоль плетней деревенских огородиков.

С каждым шагом холод пробирался все глубже под чужое обмундирование, Алексей не обращал внимания, как постепенно застывают руки, повторял про себя лишь одно имя: «Офицер Карл Дорвельц» – имя командира танковой группы, которого он когда-то взял в плен. Сейчас же планировал воспользоваться его данными, если вдруг немцы начнут задавать слишком много вопросов. За десять минут Соколов прошел вдоль деревни, а уже через четверть часа поднимался по холму, не оглядываясь назад. Он и так знал, что за ним наблюдают через триплекс визоров башнер, водитель и пулеметчик советской «тридцатьчетверки». Наблюдают и считают каждую минуту, проведенную на холме.

До черного покосившегося здания оставалась буквально пара шагов, когда в тишине он услышал щелчок взведенного курка – его взял на прицел наблюдатель, находившийся в старой мельнице. Высокая и узкая башня тянулась вверх, среди прогнивших от времени досок зияли широкие щели, через которые так легко держать на мушке. Соколов замедлил шаг и заговорил на немецком языке:

– Эй, я офицер Дорвельц третьего соединения абвера. Я прислан на вражескую территорию, чтобы вывести вас отсюда как можно быстрее. Русские наступают, надо сейчас же выдвигаться в лес и выходить к нашим позициям в Демяновскому выступу, пока Красная армия не добралась до Онуфриева и не замкнула кольцо. Эй, вы слышите! С вами разговаривает офицер, немедленно отвечать!

Во время разговоров с Карлом, тот неоднократно жаловался, что в армии вермахта не принято панибратство, да что там, не приветствуется даже вежливое обращение офицеров к рядовым. Одни грубости и крики. Именно потому Соколов сейчас безбоязненно рявкал, вживаясь в роль немецкого военного высшего чина. После его окрика заскрипела дверь и в щель показался испуганный солдат с автоматом в руках:

– Господин офицер, не кричите, умоляю. Вдруг услышат в деревне. Проходите, неужели про нас вспомнили? Мы думали, что нас бросили на произвол судьбы.

Соколов недовольно поморщился и, продолжая ворчать, вошел в здание мельницы:

– Перестань причитать, лучше скажи, сколько вас осталось здесь? Если много оружия, придется его бросить, слишком тяжело тащить. Берите только автоматы, никакой артиллерии.

Со всех сторон в полумраке шуршали шаги, заскрипела старая лестница. Дежурный радостно воскликнул в темноту своим товарищам по несчастью:

– Здесь офицер Дорвельц из абвера! Нас спасут!

– Не орать, – зашипел Соколов, хотя внутри обрадовался, что не придется даже представляться, шокированный его появлением рядовой сделал все сам. – Молчать! У вас десять минут, чтобы приготовиться к отступлению! Где старший?! Доложить о составе группы!