Черный подснежник

– Я здесь, господин офицер! – гаркнул над ухом простуженный голос. – Капитан Золингер, численность группы тридцать единиц личного состава.

– Артиллерию приказываю оставить! – прошипел Соколов.

– Господин офицер, а что с документами? Их тоже оставить с минометами и гранатами?

Соколов с размаху пихнул немца в плечо и почувствовал под пальцами сырое сукно шинели:

– Идиот! Ты деревенский идиот, Золингер, конечно, бумаги брать с собой. Даже не смей спрашивать, ради них меня и прислали. Или ты думаешь вермахту нужны ваши трусливые зады? Выносите сейчас же их из этого клоповника! Я должен лично убедиться, что с бумагами все в порядке!

– Нас могут увидеть из деревни, господин офицер, – прохрипел Золингер.

Но Соколов нагнулся и поймал ручку тяжелого чемодана, рванул на себя.

– Молчать! Боится стариков и детей, будто глупая бабенка! Тебе никогда не получить креста на грудь с такой трусливой душонкой. Построй своих солдат, капитан, я проверю документы, и мы сейчас же выступим по лесному коридору.

Соколов прошагал к щели двери, толкнул хлипкую створку и прикрыл глаза от солнечного света. В спину врезался мягкий живот капитана, тот шел следом за внезапно появившимся офицером абвера. При свете закатного солнца Золдер вцепился колючим взглядом в прибывшего, ощупывая его с ног до головы. Форма офицера, расстегнутая из щегольства куртка, чтобы был виден наградной крест, белая кожа, голубые глаза – типичный служака абвера, нахальный молодчик, который думает только о наградах и жалованье. Соколов зашагал с тяжелым чемоданом вдоль стены постройки.

– Куда вы, господин офицер? Вы хотите уйти без нас? – заметался в испуге капитан.

– Ты идиот, Золингер?! Я что, по-вашему, должен перебирать секретные бумаги на виду у целой деревни, чтобы сюда примчались партизаны? Заходите за здание немедленно!

Он ворчал и ругал капитана, который хвостом следовал за офицером в страхе, что тот, получив секретные документы, бросит их на произвол судьбы за линией фронта. Хотя сам разыгрывал спектакль, чтобы отвлечь внимание капитана от ползущего из деревни стога сена. Невысокий бурый холмик становился все ближе и ближе, через несколько секунд уже можно будет услышать звук двигателя «тридцатьчетверки». Надо немедленно подавать сигнал о начале огневого штурма, пока немцы не посыпались как горох через щели старой мельницы наружу с гранатами и минометами. Вот только как избавиться от назойливого капитана? Соколов повернулся к Золингеру:

– Слушайте, капитан, вы правильно догадались. Абверу нужны документы, никто не собирается вас отсюда вытаскивать. Зачем рисковать ради кучки тупой солдатни. Только вы мне нужны, капитан. Одному сложно пробираться через посты русских, да и я вижу, что ваша голова отлично работает. Предлагаю просто исчезнуть отсюда вдвоем, пока эти олухи сидят в развалине. Прямо сейчас направляемся на лесную поляну, перетерпим до ночи и по моим меткам выберемся через советские заставы к своим. Ну же, решайтесь, или оставайтесь тут гнить с этими деревенщинами!

– Конечно, конечно, офицер Дорвельц! Я готов, я готов служить вермахту, абверу. Да, давайте уходить, как можно быстрее, здесь так опасно!

Соколов пружинисто зашагал, забирая левее, чтобы как можно дальше отойти от мельницы. Капитан пробежал следом несколько шагов с натуженным сопением, а потом удивленно спросил:

– Почему мы движемся к деревне, господин офицер? Эта не та дорога, нам нужно немедленно в лес, в укрытие!

– Не бойтесь, капитан! У меня есть оружие, оно спасет нас! – Соколов на ходу вытянул из-за пазухи сигнальный пистолет.

Золингер даже не заметил его движения, он тыкал в немом ужасе пальцем в движущийся холм из соломы, из которого показалось грозное дуло танковой пушки. Красная ракета взмыла вверх, выстрел! От фугасного заряда обрушился угол здания, с воем ослепленные светом и огнем немецкие солдаты заметались по периметру под обваливающимися досками ветхого здания.

Танк прямой наводкой снова ударил осколочно-фугасным зарядом по цели. Огонь, взрыв и грохот! Дерево вспыхнуло ярким пламенем, его языки поползли вверх по стенам, разъедая укрытие немцев. Дождь из осколков посек спрятавшихся внутри, они стонали, выли и кричали на разные голоса, постепенно затихая. Пламя мгновенно сожрало тонкий прямоугольник постройки, съежилось и опало красными тлеющими языками на черных руинах. Капитан метался в ужасе рядом с пожарищем: он то хватал офицера за рукав и тянул к лесу, то падал в снег, чтобы скрыться от прицела пушки советской «тридцатьчетверки». Немецкий вояка застыл с разинутым ртом, когда из «тэшки» выскочил крупный мужчина в советской форме и кинулся к германскому офицеру:

– Товарищ командир, ух, что же вы так долго, я еле вытерпел, каждую секунду считал!

– Вы… он… – Золингер растерянно переводил взгляд с мнимого Дорвельца на советского танкиста.

А тот повернулся и сухо произнес на немецком:

– Вы арестованы, капитан Золингер, и теперь являетесь военнопленным. Предстанете перед военным трибуналом и ответите за все свои преступления.