Рене смежил веки и изо всех сил притворялся спящим. Мора вздохнул и выбрался из кареты - ноги уже с трудом его слушались. Чернильная тьма чуть-чуть побледнела, и растопыренной тенью выступало из мрака дерево - все как обещал старик, высокое и величественное, облепленное омелами, как осиными гнездами. За деревом белел то ли замок, то ли огромный дом - на острове, отделенном от дороги широкой, большой водой.
- Разлилась, зараза, не проедем, - посетовал Левка со своего облучка, - придется деревню искать.
- Представь, как нам обрадуются, - проворчал Мора.
- Отчего это? - не понял Левка.
Мора вместо ответа принялся насвистывать военный марш - хоть война и закончилась, она не прибавила дружелюбия германским сельским жителям.
Вода расстилалась впереди, словно зеркало, и непонятно было - река это, разлившаяся после дождей широко и полно, или же озеро это было здесь всегда. Под деревом стоял человечек с торбой и смотрел на воду - в темноте не разобрать, с каким выражением лица.
- Эй, приятель! - на своем ужасном немецком окликнул его Левка, - Есть ли дорога посуху до этого дома Мегид?
Человек отошел от дерева и приблизился, задрал голову и присмотрелся к Левке - Левка в темноте впечатлял:
- Вы едете в дом Мегид? Там ждут вас? - спросил он звонко, с мальчишеским задором - это и был мальчишка, в мундирчике наподобие студенческого, и даже в рассветном сумраке видно было, какой он кудрявый и румяный.
- Кому мы нужны, ангелочек, - за Левку ответил Мора, - мы заблудились, лошади наши вот-вот околеют, мы почти сутки кружим по вашим лесам и надеялись на недолгий приют у господ Мегид. В карете мой отец, он очень болен.
Мальчишка смотрел на Мору и пытался понять, что за путник перед ним - благородный господин или так, мелочь. И дормез, и чудовищный кучер, и парижская шляпа, и сам изящный, в кружевах и бархате, господин - все говорило о том, что господ Мегид не разочарует подобная встреча.
- Ты почтовый чин? - догадался Левка и, сам того не ведая, изобрел новое немецкое слово.
- Почтальон, - поправил мальчишка, - у меня письма для господ. На самом деле под этой водой есть мост, но в темноте его не видно. Если вы дадите мне править, я перевезу вас через него.
- Или утопишь? - предположил Мора.
- Не должен, - не смутился мальчишка, - в апреле здесь всегда так, мы каждый год так ездим - по подводному мосту, и каждый раз угадываем.
- Кто не рискует, тот не играет, - Мора приоткрыл дверцу кареты - в глубине кареты посапывал спящий Рене - или притворялся, кто его разберет.
- Без вас мне пришлось бы мочить ноги, - мальчишка вознесся к Левке на облучок, сумка ударила его по бедру, взлетела длинная коса в черном тугом кошельке. Левка на косу посмотрел с восторгом и передал вожжи:
- Ну смотри, парень, не подведи.
Мора забрался в карету. Рене прищуренными глазами смотрел в окно - на воду, на остров, на призрачно белеющий дом.
- Авалонис, - проговорил он прекрасно артикулированным шепотом, и Мора, понятия не имевший, что это такое, подумал: "Ах ты звезда! Как бы на руках тебя не пришлось из кареты тащить..."
Мальчик на облучке услышал этот "Авалонис" - отчего-то шепот Рене всегда был очень хорошо слышен - и звонко рассмеялся, и Левка, любопытная душа, спросил:
- А что это?
- Остров обетованный, - мальчик медленно направил карету вниз по склону, и вот уже лошади вошли в зеркальную воду - всего лишь по бабки. Мальчишка правил осторожно, и карета катилась по воде совсем медленно - все-таки боялся он свалиться с моста. Волны стрелами разбегались от колес кареты по черному зеркалу. Небо светлело - несмело и осторожно, и белый четырехбашенный дом потихонечку приближался. Со стороны казалось, что карета идет по воде, аки посуху, но вот из дома выбежала белая собака и с лаем помчалась к карете, приседая от усердия, по брюхо в воде.
- Флора! - ласково позвал ее мальчик, - Флора, свои.
- Флора? - Рене выглянул посмотреть, что там за Флора.
- А вы думали, там кто? - ехидно поинтересовался Мора.
- Никто.
Из полукруглых ворот вышел человек в темной ливрее - лица не разглядеть в тени шляпы - и мальчишка крикнул ему весело:
- Принимай гостей, Кристоф! - и звонкий голос разнесся над водой эхом.
Кристоф распахнул ворота - носяра был у этого Кристофа будь здоров, как будто он рожей болел - и карета вкатилась во двор. Мальчишка спрыгнул с облучка, постучался в дверцу кареты:
- Выходите, я провожу вас к хозяйке.
Левка тоже слез, позвал колокольным голосом:
- Как вы там, папаша Шкленарж? Сами пойдете или опять без сил?
- Не позорьте меня, Лев! - воскликнул Рене с театральным отчаянием и выбрался из кареты - в одной руке саквояж, другой он судорожно цеплялся за дверцу, и Левка отечески его поддержал, - Я, конечно, развалина, но могу идти сам, и не вздумайте меня хватать.