Черный торт

Элинор Беннет как раз закончила заполнять свой органайзер для таблеток на неделю и сидела за ноутбуком, выискивая данные о питательной ценности различных блюд, поскольку решила, что единственный способ замедлить прогрессирование своей болезни, если таковой вообще есть, – это диета. Она чувствовала, как препараты вымывают «добро» прямо из ее семидесятилетних костей. Пока она читала статью в Интернете, на экране всплыла одна из этих надоедливых реклам с изображением чайота, мексиканского огурца. Вид его колючей зеленой кожуры напомнил Элинор о ранних годах жизни на острове.

Когда исчезла мать Кови, Перл проявила к девочке поистине материнское участие и каждый вечер перед уходом домой крепко обнимала ее. Ее объятия, отдающие тальком, дарили большое утешение покинутому ребенку все дни недели. Кроме понедельника, потому что в понедельник вечером варился особый суп. Не буйабес, не перечный суп, а говяжий с овощами, в том числе с этим ужасным чочо.

В Калифорнии Элинор научилась называть этот овощ чайотом. Она обнаружила, что чочо, местное название чайота, звучит как слово, которым испаноязычные люди называют женские гениталии. После всех лет неприятия этого пузатого, зеленого, как ящерица, овоща, воняющего помоями, эта необычная ассоциация вызвала у Элинор извращенное чувство удовлетворения. Ей нравилось думать, что, будь чочо человеком, он бы немного смутился. Она не могла даже представить, что однажды он, этот овощ, вызовет у нее большое потрясение.

Одного вида чайота на экране компьютера было достаточно, чтобы уголки губ Элинор опустились, но она все же кликнула на видеосюжет. Рассказчица объясняла, что чайот появился на одном сельском рынке в Италии.

«Не в Карибском регионе, – продолжила ведущая, – не в Азии, а прямо здесь, на юге Европы».

Элинор знала эту женщину… В ее голосе было что-то знакомое. В этот момент камера переместилась вверх, с чайота на полную шею рассказчицы, потом скользнула выше, и миссис Беннет поймала себя на том, что всматривается в глаза женщины средних лет, весьма похожей на нее, только кожа у той была светлее, а волосы – темнее. А голос, как поняла теперь Элинор, сильно напоминает ее собственный.

Все происходило здесь, прямо у нее перед глазами, но Элинор твердила себе, что это невозможно. Невозможно, чтобы она долго и тщетно разыскивала дочь и вот теперь та просто появилась на экране компьютера. Ее крошка Матильда. Это невероятно. Или все же… На видео было имя. Элинор открыла окно поиска и набрала: «Марбл Мартин». Вот ее фотография. А вот биографическая справка. Она родилась в Лондоне в 1969 году. Эта женщина – ее малышка Матильда. Элинор чувствовала, это правда, потому что ее сердце внезапно начало расти, шириться, заполняя давнишнюю пустоту.

Несмотря на потрясение, Элинор сумела уловить иронию момента. В самые горькие ночи за прошедшие пятьдесят лет, пока она лежала, обессилев от тоски, заново переживая потерю первенца, пока безуспешно разыскивала свою дочь, скрывая боль от мужа и младших детей, она мысленно обращалась к вечерам понедельника из своего детства, когда ее главной заботой было уклониться от ужина с чайотом, когда она еще надеялась, что мать вернется домой… В то время она не знала, что можно любить ребенка, даже если его насильно затолкали тебе во чрево.

Отныне воспоминание о том, как ее заставляли съесть дымящуюся миску «понедельничного» супа и как после этого она тонула в теплых объятиях Перл, стало для нее самым большим утешением.

Прогноз

Прогноз. Прогноз. Прогноз.

Все эти годы Элинор хотела одного: найти свою первую дочь. Теперь, узнав, кто она и как связаться с ней, Элинор осознала, что не сможет это сделать. Слишком поздно. Это было бы неправильно: неизлечимо больной, незнакомой и непрошеной войти в жизнь дочери для того лишь, чтобы сказать, что ее биологическая мать скоро умрет.

– Думаю, она все-таки захочет познакомиться с тобой, – утверждал Чарльз. – По-моему, она будет признательна, услышав, что ты постоянно искала ее и на самом деле вовсе не хотела отказываться от нее. Представь, какой это будет для нее подарок.

Чарльз был великодушным. Он умел быть убедительным. Но на следующее утро Элинор уже передумала.

– Все происходит слишком быстро, – сказала она Чарльзу. – Сначала пусть узнают другие мои дети. Потом мы сможем позвонить ей. – Элинор взяла Чарльза за руку. – Жаль, что для нас все так обернулось, – вздохнула она. – Эта дурацкая болезнь…

Наклонившись, Чарльз поцеловал ее в лоб, потом в щеку, потом в изгиб шеи, зарывшись в него носом, пока она не засмеялась.

Ее малышка

Она позвонила ей один раз, но не осмелилась заговорить.