Черный торт

– Ой, посмотри, это Сид из «Ледникового периода»! – слышит Бенни детский голосок.

Она чувствует, как сбоку кто-то несильно тянет ее за костюм.

– Это не Сид, – говорит мать ребенка. – Сид – ленивец, а не бурундук.

Малыш отступает, и теперь Бенни может рассмотреть его. Ясно, что женщина скорее няня ребенка, чем его мать. У мальчика очень светлые, почти белые волосы, а у няни цвет кожи, как у Байрона. Бенни замечает, что женщина говорит с акцентом, похожим на карибский, что одета она безупречно, как полицейский в штатском или одна из тех религиозных особ, которые стоят на перекрестках и раздают буклеты.

Есть большая вероятность, что эта женщина работает у состоятельного телевизионного босса, юриста, финансового аналитика или кого-то в этом роде. И она может пересылать часть заработка на остров. После чего, должно быть, у нее в конце месяца остается больше денег, чем у Бенни, которая изображает суриката, выгуливает чужих собак или время от времени выпекает роскошно украшенные торты на заказ для тех, кто достаточно обеспечен и достаточно занят, чтобы оценить такую продукцию.

За один свой эскиз Бенни могла бы получить больше, чем иные зарабатывают за месяц, но это не гарантирует постоянного дохода, в отличие от выгуливания собак.

– Это не бурундук, – говорит мужчина (Бенни удивлена, что он все еще околачивается поблизости). – Это сурикат.

Бенни замечает, что у мужчины очень волосатые предплечья. Практически ковер. Белокурый с рыжиной. В наши дни такое не часто увидишь, ведь все делают себе эпиляцию тут и там. Он одного с ней роста, этот рыжий увалень.

– Ты видел сурикатов в зоопарке, помнишь? – легко касаясь плеча мальчика, спрашивает няня.

– О-о, я их знаю! – кивает мальчуган. – Они стоят маленькими группами и делают так. – Он живо изображает насторожившегося суриката.

Этот ребенок справился бы с работой Бенни. Женщина улыбается и ерошит ему волосы. Бенни продолжает раздавать листовки проходящим мимо людям, которые даже не смотрят на нее.

Тот мужчина подходит к Бенни ближе, и она чувствует, как у нее начинает гореть лицо. От его одеколона с привкусом дыма ей становится щекотно ниже пупка. Бенни никогда не понимала, что именно привлекает ее в человеке. Но всегда улавливала импульс, исходящий от того, на кого она обратила внимание.

Сигнал пошел.

– Вы ведь девушка, да? – спрашивает мужчина.

– Женщина.

– О, конечно, простите.

Бенни улыбается под маской.

– А вы знали, – говорит Бенни, – что стаей сурикатов руководит альфа-пара и что доминирует в этой паре самка?

Он вглядывается в прорези для глаз в ее маске. Его лицо лучится улыбкой, и от уголков глаз разбегаются морщинки.

– Сурикаты пьют кофе? – интересуется он.

Голова «суриката» наклоняется вбок. Этот мужчина никогда не видел Бенни. Он даже толком не представляет себе ее фигуру. И все же он заинтригован.

Сигнал идет!

Бенни пока не знает, чем окончится их встреча, но эта открытость для любви сама по себе – настоящий подарок.

Больше самой жизни

Щелканье металла о металл выводит Марбл из ступора. Она сидит одна в полумраке, держа на коленях остывшую чашку чая. Она не сообщила родителям, что приехала в Британию, и два дня провела одна в квартире. У них уже состоялся долгий мучительный разговор о ее удочерении, когда их голоса глухо звучали от слез, и с тех пор они почти не общались. Родители напомнили о себе лишь пару раз, чтобы узнать, благополучно ли она добралась до Калифорнии, а потом вернулась в Италию. Они не спрашивали, как прошла встреча. Она знала, что не спросят. Они будут ждать, когда она сама заговорит.

С того момента отношение Марбл к родителям успело смягчиться. Из послания Элинор Беннет она узнала, что ее родители оставили ей имя, выбранное биологической матерью. Малышка Матильда стала Мейбл Матильдой, и, даже изменив имя на Марбл, давний псевдоним, она невольно сохранила имя своей родной бабки. Может быть, родители и не желали признавать, что удочерили Марбл, но при этом не стремились стереть любое напоминание о ее настоящей матери.

Когда Марбл слышит, как в замке поворачивается ключ, она пугается: вдруг ограбление? – но потом вспоминает об орхидеях. Ее мать всегда приезжает полить растения, которые Марбл упорно держит в доме, хотя бывает здесь лишь наездами. Ее мать неизменно волнуется, боясь, что, открыв однажды дверь, увидит увядшие цветы, однако Марбл напоминает ей о выносливости орхидей, о том, что они растут в естественных условиях на каждом континенте, что в одном саду в Сингапуре есть орхидея, цветущая уже больше столетия.

– Марбл! – зовет ее мать.

Та не поднимается с места, чувствуя, что не в силах это сделать. Она смотрит на стоящую перед ней миниатюрную женщину. В волосах матери, от природы темно-русых, в последние годы благодаря искусному тонированию появились блестящие пряди, которые эффектно смотрятся в сочетании с сединой. Мать окидывает Марбл долгим взглядом, подходит к дивану, забирает у нее чашку с блюдцем и ставит на кофейный столик. Потом садится рядом с Марбл и берет ее за руку.