Черный торт

Прошло пять лет, и Марбл печалилась из-за каждого месяца, который сын проводил не с нею. Он учился вместе с ребятами, которых она не знала, ночью ложился спать под крышей чужого дома, приезжал домой на каникулы, и она не узнавала в нем прежнего Джио, настолько он успевал измениться за время разлуки. Она не понимает, зачем многие родители вроде нее из года в год, из поколения в поколение делают одно и то же – отправляют одиннадцатилетних детей в пансион, поскольку могут себе это позволить, поскольку убедили себя, что это единственный путь обеспечить ребенку лучшее будущее.

В какой-то момент Марбл подумывала забрать сына домой, но ей казалось, что он так привык к этой школе… Теперь слишком поздно. Впереди выпускные экзамены, поступление в университет. Чего Марбл не понимает, так это того, почему за минувшие годы ни одна из мамочек, чей сын или дочь учились в интернате, ни разу не отвела ее в сторонку – на ужине ли, в супермаркете или в приемной врача, – чтобы сказать: «Я ненавижу это, я хочу вернуть ребенка домой». Наверняка не только Марбл знакомы эти сомнения.

– У вас есть фотографии? – спрашивает Бенни.

Марбл чувствует, как напряжение спадает. Она открывает фотогалерею в телефоне и протягивает его Бенни.

– О-о, посмотрите-ка, он замечательный! – восклицает та.

Марбл кивает.

– И хорошо учится в школе?

Марбл снова кивает, не в силах произнести ни слова. У нее ком в горле.

Бенни кладет ладонь на ее руку.

Байрон

У Байрона все еще трясутся руки. Он пытается свыкнуться с этим призраком, разгуливающим по комнатам дома, где он вырос. Эта женщина говорит с британским акцентом. Она – копия его матери, только кожа у нее цвета древесины бука. Когда в аэропорту Марбл Мартин вошла в зону прибытия, Митч и Байрон поздоровались с ней за руку, а Бенни обняла ее. По дороге в аэропорт у Бенни был счастливый вид.

Байрон открывает и закрывает кухонные шкафчики и вдруг замечает в дальнем углу нижнего отделения большую стеклянную банку, засунутую за пакеты с рисом и сахаром. Сухофрукты. Он позабыл о сухофруктах для черного торта. Что делать? До прослушивания маминой записи он мог набраться смелости и выбросить эту смесь в мусоропровод, раз уж были вынесены мамины книги, одежда и мебель и на лужайке перед их родным домом была поставлена табличка: «Продается».

Он вытаскивает банку, поднимает ее обеими руками, словно ребенка, и водружает на столешницу. «Это твое наследие», – неустанно повторяла ему мать, но он до конца не понимал этого. Теперь понимает. Сбежав с острова, его мать потеряла все, но сохранила в памяти этот рецепт. Да, этот рецепт, а также истории, которые всю жизнь скрывала от своих детей, – нерассказанную быль их семьи. Каждый раз во время приготовления черного торта мать словно произносила заклинание, вызывая в памяти эпизод из своего подлинного прошлого, мысленно возвращаясь на остров.

Пять лет назад Байрон жил у матери, пока та восстанавливалась после плановой операции, доставившей ей некоторые неудобства. Однажды, закончив мыть посуду после ужина, он услышал характерный скрип каркаса дома, потом звон каких-то хрупких предметов – вероятно, фарфора в маленьком материнском буфете, том самом, который она сорок лет назад получила от их отца в качестве запоздалого свадебного подарка и который с тех пор возвещал о начале каждого землетрясения.

Большинство толчков в Южной Калифорнии происходило именно так, после чего среди соседей, офисных коллег и покупателей у касс супермаркетов начинались разговоры о том, когда и как грянет Большой толчок, с последующим обсуждением эффективности строительных норм или угрозы от дремлющих спор, высвободившихся при сотрясении сухих склонов холмов.

Вся эта говорильня, как правило, вела на скользкую дорожку и в итоге скатывалась к дискуссии вокруг других природных угроз – эрозии почвы, зимних паводков – и связи этих явлений с человеческой активностью. Темы сменяли одна другую: расчистка земли под строительство жилья, сельское хозяйство, бурение нефтяных и газовых скважин… Однажды женщина-психотерапевт, которую Байрон встретил в супермаркете с упаковкой бутилированной воды в тележке для покупок, сказала ему, что ее клиенты, в основном дети, начинают проявлять беспокойство по поводу окружающей среды. Она написала об этом статью. По ее мнению, проблема требовала внимания, хотя Байрон подумал, что это скорее маркетинговый ход.

Однако нынешний подземный толчок показался не совсем обычным. Он завершился ощутимым сотрясением и мог быть предвестником более сильного толчка. Байрон широко распахнул входную дверь, оставив ее открытой, и вытащил из стенного шкафа в прихожей «сумку ЧП», чемодан на колесиках, заранее заполненный сменной одеждой, лекарствами, водой и копиями документов. Он слышал голоса соседей на улице, решающих, что делать дальше. Байрон вернулся за матерью, но она уже шла по коридору, хоть и медленно, и смогла самостоятельно надеть уличную обувь.